Сестры Мао - страница 41

Запыхавшись, с пересохшими глотками, но с чувством воодушевления, члены группы рухнули на пол. По ее команде: «Теперь покажите немного любви!» – они стали кататься по полу, обниматься, целоваться и просить друг у друга прощения.

Круг сам собой переменился. Группа взялась за руки. Глаза в глаза. Вновь появились улыбки. Раньше их внешность казалась похожей, а дух – разным; теперь внутреннее и внешнее были приведены в соответствие друг другу. Вернулась надежда, что все еще могут происходить подлинные встречи между людьми, – надежда, без которой «Уэрхауз» существовать не смог бы.

Ева предложила разделиться и пойти в разные стороны, чтобы собрать как можно больше информации из разных мест. Затем – встретиться, рассказать друг другу все, что узнают, и подумать, какие действия они смогут предпринять в дальнейшем. – Мы – перформативный коллектив «Уэрхауз». Мы ищем прямо переживаемый момент. Мы должны чувствовать себя как дома везде, где живет и проживается восстание. Поэтому – почему бы нам просто не пойти и не насладиться зрелищем? Впитать его. А дальше – посмотрим.

Предложение разделиться столкнулось с сопротивлением, но в конце концов дело решили практические соображения: от комнаты было два ключа, поэтому коллектив разделился надвое. Ева, Альваро и еще два человека должны были уходить сейчас; остальные – немного поспать и присоединиться к действиям позднее. Если подгруппы не увидятся на демонстрации вечером, утром они соберутся в комнате и обсудят увиденное и сделанное. Эти обсуждения лягут в основу их работы на следующий день.

Подгруппа Евы тремя голосами против одного проголосовала за то, чтобы начать с «Одеона». Они пошли по извилистому маршруту: вдоль бульвара Сен-Жермен, вниз по Сен-Мишель, а затем обратно, чтобы собрать больше впечатлений. Все было тихо: деятельность в основном заключалась в укреплении баррикад в рамках подготовки к демонстрации. По дороге они наблюдали захватывающую сцену: разношерстная группа студентов и местных жителей таскала материалы с соседней стройплощадки: каменные блоки, доски, тачки, металлические бочки, стальные балки, укрепляя баррикаду на пересечении двух бульваров. Альваро сфотографировал пожилого мужчину, спустившегося из дома, чтобы помочь. Ева велела ему прекратить – хуже всего превратиться в революционного туриста.

Если улицы были спокойны, то «Одеон» бурлил. Его было слышно за несколько кварталов: тысяча мечтаний молодых сливались воедино на театральной площади и еще тысяча – внутри, словно ползающие друг по другу пчелы в улье, отчаянно пытающиеся оказаться в центре. Этот шум оглушал.

В театре, несмотря на холодные и негостеприимные стеклянные люстры и ряды белых колонн, участники захвата создали домашнюю атмосферу. На портативных газовых горелках готовили пищу. Наверху в конторских помещениях работали. За кулисами, в коридорах и гримерках трахались.

– Что думаешь? – прошептал Альваро Еве.

– Пока не уверена, – ответила она.

В толпе были и рабочие. В фойе по плакату, призывавшему к солидарности с их забастовкой, можно было узнать группу работников «Рено». А в ресторане несколько уборщиц из швабр и ведер соорудили импровизированную стойку, за которой собирали подписи под петицией. Однако в подавляющем большинстве участники захвата принадлежали к классу профессионалов. В основном они были студентами; по-видимому, чаще всего – снобами. Затем – несколько художников, режиссеров и писателей. Потом – паразиты: попутчики, вуайеристы