Сети «Севера» - страница 2

Я поднимаюсь с матраса, ботинки скрипят, их подошвы покрыты грязью, которая въелась, как татуировка. Надеваю рюкзак, его лямка цепляется за шрам на плече, боль отдаётся в руку, но я стискиваю зубы. Лестница из подвала скрипит, её ступени прогнили, одна трещит под весом, но я успеваю перепрыгнуть. Наверху – узкий коридор, стены покрыты трещинами, из которых торчат провода, их изоляция обуглена, как будто кто-то пытался подключиться и сгорел. Дверь на улицу покрыта коркой коррозии, её петли скрипят, как раненый зверь, когда я толкаю её плечом, холодный воздух бьёт в лицо, принося дух смога и палёного металла.

Трущобы оживают с рассветом, хотя солнца не видно – только серое марево, разрезанное голограммами, которые парят над улицами. Вывески мигают на русском и китайском, их неон режет глаза: "Новые импланты – будь быстрее!", "Синт-еда – вкус свободы!" Свобода, как же. В Москве она стоит дороже, чем я когда-нибудь увижу, дороже, чем жизнь в каналах. Над головой гудят дроны "Севера", их корпуса блестят, как чёрное стекло, красные сенсоры шарят по улицам, выхватывая тени. Я натягиваю капюшон куртки, его ткань пропитана запахом сырости, прячу лицо, стараясь не попасть в их лучи. После вчерашнего взлома мне не нужны их сенсоры, вычисляющие мой ID.

Рынок в двух кварталах – лабиринт из палаток, криков и вони. Улицы узкие, земля покрыта грязью, смешанной с масляными пятнами, которые блестят, как радуга. Толпа гудит, люди толкаются, их голоса сливаются в шум, как код в сетях. Торговцы орут, сбывая всё, что можно: нейрошунты с откатом, батареи, которые взрываются через неделю, ID-чипы, которые "Север" вычисляет за час. Воздух насыщен ароматом жареной синт-еды, её едкий привкус мешается с потом и ржавчиной, исходящей от стен.

– Эй, парень, шунт нужен? Чистый, без глюков! – кричит барыга, его голос хриплый, как у ворона, он стоит у палатки, его грудь покрыта треснутым экраном, который мигает рекламой: "Обнови себя!"

– Отвали, – бросаю я, не поворачивая головы, мои ботинки хлюпают по грязи, я протискиваюсь дальше.

Он смеётся, его смех похож на треск помех, но не лезет следом. Умный. Не все тут такие. Впереди – палатка Грита, моего барыги. Его стойка завалена хламом: провода, чипы, сломанные импланты, всё покрыто пылью, как будто никто не покупает. Грит – тощий мужик с имплантом вместо половины лица, его металлическая часть мигает красным, как сломанная вывеска, жужжит, как рой мух. Он работает на банду, что держит меня за горло, его единственный глаз, мутный, как грязная вода, смотрит с подозрением.

Я бросаю чип на прилавок, его пластик стучит о дерево, поднимая облако пыли. – Двести кредитов, Грит. Как договаривались.

Он щурит глаз, поднимает чип двумя пальцами, его ногти чёрные от грязи, подносит к сканеру, который жужжит, как дрон. Его имплант мигает, анализируя данные, свет отражается от его лица, делая его похожим на призрака.

– Чисто, – бурчит он, его голос низкий, как гул мотора, он кладёт чип в ящик под прилавком. – Но ты опоздал, Кай. Босс не любит ждать. Сказал, что ты или платишь, или твой шрам на виске станет не самым страшным.

– Передай боссу, что я живой, – огрызаюсь я, мой голос дрожит от злости, но я держу себя в руках. – Это уже плюс, учитывая, сколько я ему должен.

Грит хмыкает, его имплант жужжит громче, как будто смеётся за него. Мой имплант пищит, подтверждая перевод – двести кредитов, капля в море моего долга, но, может, меня не прикончат до следующей недели. Я разворачиваюсь, чтобы уйти, но Грит хватает меня за рукав, его пальцы холодные, как металл, впиваются в ткань.