10
Пять длинных звонков в дверь мгновенно рассеяли нерадужные раздумья по поводу вчерашней криминальной несостыковки в моей жизни театра и кино. Не торопясь открывать, я выглянул в коридор – никто из соседей своих комнат не покидал… Толику обычно звонили один раз, Лене – два, Людмиле Петровне – три. Соседа, который крайне редко появлялся, награждали четырьмя звонками. Моей фамилии на входной двери указано пока не было – я не имел привычки зазывать гостей, да и адрес свой разглашать не торопился. Но если быть стопроцентно уверенным в том, что, помимо четырех жильцов, соответствующих надписям у обшарпанной кнопки, в квартире притаился ещё один обитатель, то, включив логику, можно было догадаться нажать на эту самую кнопку пять раз. И раздробившая тишину очередная пятёрка звонков не оставляла никаких сомнений – кто-то явился по мою душу…
В состоянии повышенной боевой готовности, стараясь бесшумно красться вдоль стены, будто визитёр мог меня видеть с лестничной площадки через дверной глазок, я миновал все соседские убежища и, удивлённый молчанию Лениного пса, аккуратно приблизился к входной двери. Вдруг меня осенило – Гриня! Он же привозил трофейный круглый стол, и мы его здесь благополучно обмывали! Тут же вспомнив, на какую ногу следует хромать, я повернул собачку замка. Предчувствия мне не только не солгали, но и подняли настроение – Каштан ввалился с пакетом выпивки и закуски.
– А я уж собирался дверь ломать – думал, ты на костылях не доскачешь! Гипс-то где?
–– Да там, слава Богу, не перелом, а растяжение… Недельку, наверное, похромаю, и пройдет, – с уверенностью эскулапа сформулировал я медицинское заключение.
– Не вижу ни малейшего повода за это не выпить! – мой друг чуть не шагнул в Ленину комнату, но заливистый лай Мули поселил в нём сомнения. – Это ещё что там у тебя за зверюга? – долетевший до меня запах свежего перегара свидетельствовал о том, что тостов в сегодняшнем времяпровождении Каштаныча было произнесено уже немало.
– Это соседский, Гринь… Как текст на зубок знать за всех партнеров, так это пожалуйста! А как запомнить, что моя комната в другом конце коридора, так это – не судьба!
– Мы же стол тогда втаскивали! Он огромный, я из-за него ни хрена не видел! Наугад пёр! – Гриня всегда болезненно принимал скепсис по поводу своей уникальной памяти. – А как уходил, не помню… Мы выпили-то сколько?! Сам посуди!
– Ты после этого ещё и спектакль играл, – дохромав до своей комнаты, я впустил незваного гостя.
– Ну да, играл – эка невидаль! Вчера, да будет тебе известно, тоже играл, – Каштанов лукаво подмигнул, – спектакль «С любимыми не расставайтесь!», роль Керилашвили, срочный ввод… И мы просто обязаны выпить за мою премьеру!
– Погоди, ты – Керилашвили?! – я обалдел настолько, что, чуть было, не перестал хромать.
– Да, мой друг! Вместо тебя… Вчера звонит сумасшедший Белкин, мол, спасай, ты же быстро текст учишь! Надо ввестись вместо Пикулика – он ногу сломал! Ещё, главное, вспомнил про моих однокурсников, которые на день приезжали – вот, мол, заодно на меня и посмотрят… Ну, я ему ответил, что сыграть-то сыграю – не вопрос! Только почему вместо Пивня в «Тойбеле» нельзя ввести другого артиста, а вместо Пикулика в «Любимых» – можно? Что за двойные стандарты?! – выложив провизию на стол и разлив водку, Гриня сунул мне стакан и чокнулся своим. – Пожелаем твоей ноге опоры и эластичности! Урррааааа!!!
