– Помолчи…
– Смотрел фильм «Близнецы»? Там ещё Шварценеггер и Де Вито играли. Это же буквально наша жизнь…
– Да ладно… Что ж ты так самокритично. Не так уж и ты и похожа на Де Вито…
– Нет-нет-нет, не пытайся огрызаться. Это, вообще, не твоё. У меня аж испанский стыд из-за тебя. Запомни, мелкий, я тебя унижаю, ты – терпишь. Усёк?
– Щас ты договоришься, и я…
Стук в дверь не даёт Мише закончить фразу. Молодежь затихает. Брат жестом показывает сестре, чтобы та вела себя как можно тише. Он тихонечко встаёт со стула. Крадётся к двери. Поднимает, покрытый засохшей кровью, топор.
Снова стук.
Миша дёргает шпингалет. Дверь открывается.
На пороге стоит щуплый мужчина. В начале он слегка улыбается, но, когда видит Мишу, радость тут же исчезает с его лица, сменяясь тревогой.
– А… Эм… Кажется, я ошибся домом. Всего… всего хорошего, – произносит Толик, после чего разворачивается и, настолько быстро на сколько позволяют его хилые ножки, уходит прочь от дома.
Парень некоторое время смотрит мужчине в след.
«Неужели?.. Всё-таки вернулся… И искать не пришлось…»
– Миша, не надо, – становясь серьезной, обращается Лиза к брату, но он уже не слышит…
Толик нервно семенит по тропинке, едва не запинаясь об собственные конечности. Время от времени он озирается, встречаясь взглядом с преследующим его парнем. Миша, хладнокровно идёт за испуганным мужичком, крепко сжимая топор в руке. Толик, пытается бежать, но кажется, его силы уже на пределе и юноше достаточно обычного шага, чтобы настигнуть жертву.
– Кто-нибудь, помогите! – пищит мужичок. – Люди! Кто-нибудь!
Здесь никого нет…
– Пожалуйста, помо…
Топор с треском вонзается Толику в макушку, раскалывая череп, как грецкий орех. Мужчина, со смесью страха и удивления на лице, плашмя падает лицом в траву. Миша подходит к телу, ставит ему ногу на голову и достает окровавленное лезвие. Он оглядывается по сторонам. Удостоверившись, что поблизости ни души, парень берет труп за штанину и тащит его за собой в сторону дома. Преступление осталось незамеченным.
Или нет?..
Двое детей, мальчик и девочка, лет десяти на вид, укутанные в скрывающие лица тряпки, притаились за небольшим холмом неподалёку, став невольными свидетелями расправы…
– Ох, Никита, как же я люблю наш город… – обращается девочка к брату, любопытно таращась на картину убийства.
Поздний вечер.
Одетый в толстовку с капюшоном, чтобы дойти до гнилого района, как можно более незаметно, Илья стоит в грязи, едва сдерживая рвотные позывы от вони, пропитавшей лёгкие. Шаркая ногами, мимо нового проповедника ковыляет какой-то мужчина. То, что от него осталось. Правый рукав куртки пуст и небрежно заправлен в карман. На месте носа зияют две дыры, из которых сочится коричневая жижа. Губы тоже отсутствуют, от чего без труда можно разглядеть чёрные зубы, коих осталось не больше десяти. Гнилой, с нескрываемой неприязнью, сверлит Илью взглядом, от чего новоиспечённый проповедник невольно отводит глаза в сторону. Он замечает небольшую клетку, испачканную кровью. Метрах в пяти от неё расположился самодельный, небрежно собранный вертел, на который надет огромный кусок мяса, отдалённо напоминающий ногу.
– Ох, ты! – язвительно произносит Потап, проходя мимо Ильи, будто не удивлённый присутствием мужчины. – Сам царь, в наших краях!.. Зачем пожаловали?
– Ты знаешь, – говорит проповедник.
– Неужто, пришёл отведать нашей кухни? – Потап достаёт из-за пояса кинжал и отрезает кусочек мяса с вертела, после чего, отправляет его себе в рот. – Ну, ещё минут пятнадцать… Будешь? – снова обращается он к Илье, показывая на кусок плоти.
