Чисто внешне Давид действительно нравился мне: от подбородка до макушки, от черт лица до телосложения, от взгляда до тембра голоса — он был на все миллиард процентов моим излюбленным типажом.
Спортивное тело, высокий рост, широкие плечи и уверенная походка — таких мужчин издалека видишь! А когда такой красавчик проходит рядом с дамочками, нужно быть начеку и обязательно смотреть под ноги, чтобы не поскользнуться на закапанной слюной и прочими жидкостями плитке. Наверное, поэтому я сама поцеловала его в первый раз. Не выдержала, так хотелось «попробовать» его.
Что у пьяной меня на уме языке… так это язык понравившегося мужчины!
Вспоминая его губы, могу сказать лишь одно: было жарко и круто! А если еще и спрятаться в темный-претемный укромный-преукромный уголок, то себе-то можно признаться: хочу еще! Очень!
В тот злосчастный вечер Давид забрал меня из кафе, в котором я отдыхала с подругами после очередного сеанса нытья о своей нелегкой судьбе брошенки доктору Васильеву. Я старалась скинуть с себя этот груз, веселилась с девчонками и не отказывала себе в «Мартини».
Тогда я вот так же сидела на заднем сиденье и следила за тем, как его руки плавно крутят руль, как он, не напрягаясь и не нервничая, реагирует на все, что происходит на дороге. Давид был абсолютно невозмутимым даже в тот момент, когда какой-то камикадзе на черном мопеде возник из ниоткуда и чуть не попал под переднее колесо «мерса».
С Давидом мне было спокойно, это не могло не подкупать. Мне нравилось ощущение безопасности, которое он дарил.
Если бы за рулем сидел мой папа, он злился бы и ругался на тех, кто играл в «шашки» и подрезал все попутные машины. Если бы был Рома, мы бы ехали со скоростью улитки, потому что машина дорогая, ее нельзя царапать. Этот страх чувствовался в каждом его слове, каждом движении. Он переживал только за тачку!
Но с Давидом все было иначе. Его не волновало то, что может случиться с «мерсом», он не отвлекался на «шумахеров» и «черепах», что окружали нас на шоссе. Давида заботила только его пассажирка.
Он вел плавно, спокойно и очень уверенно. Я чувствовала себя чем-то хрупким, очень важным и драгоценным — таким, что нужно оберегать любой ценой. Возможно, даже ценой своей жизни. В тот вечер мне показалось, что дело было не в том, что Давиду платят за эту работу. Мое пьяное подсознание шепнуло, что дело было только во мне.
Эти ощущения, да еще в сумме с «Мартини» подтолкнули меня туда, куда не стоило наступать.
Давид, пока мы ехали из кафе, изредка поглядывал на меня в зеркало, но молчал. Я же пристально изучала его черты лица, ресницы, глаза. Я любовалась им и пыталась найти хоть какой-то изъян.
Обычно, когда мне нравился парень, но я понимала, что дальше единичного секса мы никуда не продвинемся, я так и делала — выискивала то, что могло оттолкнуть меня: оттопыренные уши, нос «картошкой», редкие противные усы — да что угодно, что могло отвернуть меня. Но с Давидом это, как назло, не срабатывало. Мне все нравилось в нем. Вообще все!
— Вы водите так, словно боитесь разбить меня, — я решила первой с ним заговорить.
— Это так. Нужно оберегать то, чем дорожишь.
— Правда? — удивилась я. — Значит, все то время, что мы с вами практически не пересекались и лишь изредка встречались во дворе, вы действительно пялились на меня? А я уверяла себя, что мне это кажется. Вы так ловко отводили взгляд, что я не успевала вас подловить. А тут вон как громко сказано: дорожишь.
