Утром, первой вставала Мехри опа, чтобы приготовить мужу скудный завтрак, в лучшем случае, вчерашнюю лепёшку и горячий чай, в лучшем, удавалось разогреть вчерашний ужин. А на базаре, где и работал Шакир акя, мужчины покупали немного еды у частников, которые издревле готовили на дому. Так люди и жили изо дня в день.
Эркин с наслаждением растянулся на никелированной кровати, давно он не спал раздевшись, на мягкой постели. Закрыв глаза, он вспомнил Карину, её нежное, красивое личико, наивный взгляд карих глаз. Перед глазами встала картина, как Мумин и Карина сидят рядом, за накрытым столом и на её лице шёлковый платок с кистями, это была их свадьба. Эркин вскочил с кровати и тяжело дыша, посмотрел в тёмное окно.
– Я не мог влюбиться так быстро… так не бывает… не бывает… – бормотал он, опустив голову.
В его груди неприятно сжалось, такого он никогда не ощущал. Да, бывала боль за тех, кого он терял на поле боя, но это было другое чувство, словно ему не хватало воздуха. Упав на подушку, Эркин положил руку на лоб и устало закрыл глаза.
Будить сына, Мехри опа не решалась, но когда она вошла в его комнату, в семь часов утра, чтобы всё-таки разбудить его, чтобы он не опоздал, то не увидела сына на постели. Эркин только вернулся с фронта, мог бы понежиться в постели и не торопиться вставать. Но привычка, выработанная годами, частые бессонные ночи, бывало, приходилось не спать и сутками, он не мог просто лежать, тем более, нужно было ехать в институт. Волнения не было, Эркин всегда был решительным, не везло – не отчаивался, потом добивался своего. Так было всегда, быть может это и послужило тому, что он вернулся живым с такой страшной войны? Никогда не думал о смерти и первым шёл в бой, будь то в танке, бывало и пешим. Часто, ребята, измождённые боями, засыпали и в танке, а приходилось и на сырой земле, кутаясь от холода в шинели, всё это Эркин помнил и воспоминания ночами часто мучили его. Но просыпаясь, парень осознавал, война закончилась, впереди целая жизнь мира и счастья.
– Конечно счастье, Победа и есть счастье… – прошептал сам себе Эркин.
Мехри опа вышла во двор и огляделась. Увидев сына, который шёл по выложенной камнями тропинке от туалета, она улыбнулась. Женщина очень гордилась сыном, а когда увидела его грудь, увешанную орденами и медалями, заплакала от счастья и радости, что вернулся он с войны живым, от гордости за сына, что не посрамил он честь земли своей и Родины.
Мехри опа прошла под навес и разожгла самовар, из дома вышел Шакир акя и молча пошёл навстречу сыну. Они прошли мимо друг друга, не умывшись, нельзя было ни говорить, ни здороваться, это считалось харамом (грехом). Эркин с обнажённым крепким торсом подошёл к умывальнику, он с удовольствием умылся по пояс, почистил зубы зубным порошком. Мыло экономили, достать его было непросто, да и зубной порошок был не высшего качества, а серого цвета. Так, на фронте, зачастую приходилось чистить зубы пустым пальцем, ополаскивая речной водой. Эркин с наслаждением понюхал порошок, затем, умывшись, взял из рук матери полотенце, которое она быстро вынесла из его комнаты, как только он подошёл к умывальнику.
– Ассалому аляйкум, ойижон! Как хорошо дома! – воскликнул Эркин, вытираясь.
Когда подошёл умываться Шакир акя, мать и сын отошли, но Мехри опа и мужу приготовила полотенце, которое вынесла вместе с полотенцем сына. Эркин стоял в стороне, в ожидании, когда отец умоется.
