Эркин молчал, едва сдерживаясь, чтобы не спросить, неужели и без согласия девушки, её выдадут замуж, но промолчал.
– Мне пора ехать, отец, благословите, – поднимая руки, попросил он.
– Да будет твоя дорога светлой и сопутствует тебе удача, сынок. И нашей дочери, пусть Аллах пошлёт счастье, аминь! – обведя ладонями лицо, сказал Шакир акя.
– А к обеду-то придёшь, сынок? Что тебе приготовить? Может мошхурду? С кислым молоком и райханом (базилик) поешь, а? Или картошку пожарить с яйцами? – спросила Мехри опа, сползая с топчана, когда Эркин встал с него.
Она пожалела, что не оставила малюсенький кусочек мяса для вкуса, но плову мясо нужнее.
– Эээ, онаси (мать детей)! Сходи к Махмуджону за мясом, пусть косточки барашка даст, ты сыну шурпу приготовь, он давно не ел, на вот, держи деньги, вчера два кетменя купили и грабли. Люди огороды засевают, – сказал Шакир акя, доставая из кармана деньги и сунув их в протянутую руку жены.
– Отец, не стоит ради меня тратить деньги, не стоит… – смутился Эркин.
– Ну что ты, родной! Зухра с Батыром придут, Кариночка наша, она любит нашу шурпу, я схожу на базар, – ответила Мехри опа, сползая с топчана.
Женщина была невысокого роста, поэтому она именно сползала с топчана, когда все просто спускались на ноги.
– Эркин? А ты бы за Кариной зашёл, вам ведь в одну сторону ехать, – предложил Шакир акя, обернувшись к Эркину, который направился к дому, чтобы переодеться и ехать в ТашМИ.
Но Мехри опа прервала мужа.
– Что Вы, адаси? Что Вы! В воскресенье, даст Аллах, мы хотим говорить о помолвке Карины и Мумина! Негоже ей с Эркином по махалле ходить, что люди скажут, если вдруг свадьба? – воскликнула она.
– Ты права, женщина, не подумал я об этом. Ладно, я пошёл, опаздываю, – ответил Шакир акя, быстро уходя к калитке и выходя на улицу.
Гули быстро убрала с хантахты, завернув кусочки лепёшек в скатерть, сполоснула пиалки и тарелку с ложками после плова.
– Мамочка, я тоже опаздываю в школу, – чмокнув мать в щёку, сказала Гули, взяв портфель и выходя следом за отцом, так как она успела одеться, перед тем, как выйти из своей комнаты.
Да и с братом бы она не смогла бы пойти. И раньше очень его стеснялась, а теперь и подавно. Эркин зашёл в комнату и взял из шкафа белую рубашку и чёрные, широкие брюки из тонкой шерсти. Он оделся, посмотрел в зеркало с внутренней стороны дверцы шкафа, рукой поправил короткие волосы и надев носки и туфли, что приготовила Мехри опа, убрав сапоги за дверь, где лежала разная обувь.
Мехри опа бросила портянки и рубаху, которые сын снял вечером, в стирку. Гимнастёрка была почти новая, она ещё, по простоте своей, подумала:
– Вот ведь, сын четыре года воевал, а вернулся в такой гимнастёрке, почти новой.
Трепетно погладив ордена и медали, она повесила в шкаф и гимнастёрку, и форменные штаны, фуражку женщина завернула в большой белый платок и убрала на полку в шкаф. Всё это она делала, как только дети и муж ушли и она осталась одна в доме.
– Мехри опа, Вы дома? – услышала Мехри опа со двора голос Зухры.
– Дома, где ж мне быть? Заходи, тоже проводила мужа и Карину? Садись, чаю попей, – приглашая соседку сесть на курпачу на топчане, сказала Мехри опа, выскочив из дома.
– Да мы уже позавтракали. Мои только что ушли. Смотрю и Вы одна в доме? – оглядевшись и сев на курпачу, ответила Зухра.
– Да, я тоже хочу на базар съездить или пешочком пройдусь. Может и ты со мной? – спросила Мехри опа, поправляя цветной платок, который непослушно сползал с её головы.
