– Ассалому аляйкум, адажон! – поздоровался Эркин.
– Вам аляйкум ассалом, сынок! – ответил Шакир акя, ласково, с некой гордостью взглянув на сына.
– Как спалось на своей постели, Эркинжон? Пошли, на топчан присядем, – сказал Шакир акя и подойдя первым, сел на постеленную курпачу.
– Как в детстве, отец, спокойно и сладко, – сев напротив отца и смиренно глядя ему в глаза, ответил Эркин.
– Вот и хорошо. Ты заслужил это, сынок, я горжусь тобой! Вчера и своим друзьям по работе сказал, тебя много месяцев не было, они ведь почти каждый день спрашивали о тебе, вместе со мной были в тревоге, а вчера очень обрадовались. Может сегодня зайдёшь ко мне в мастерскую? Повидаешь моих друзей… они просили, чтобы гурьбой сюда не приходить, хотя я вчера их пригласил. Люди все взрослые, понимающие, что ты не с армии вернулся, а с войны и нам не до них. Ты зайди сегодня после института, хорошо? – ломая перед сыном вчерашнюю катламу и лепёшку, говорил Шакир акя.
– Как скажете, адажон, я зайду, как только освобожусь, – ответил Эркин, подвигая кусочки катламы и лепёшки отцу.
Проявление уважение к старшим, сквозило во всём, даже во взгляде детей и жены к мужу. Глава семьи это ценил и ласково улыбался и жене, и детям. Из дома вышла Гули и быстро пробежала до туалета по тропинке, выложенной крупными камнями. Эркин с Мумином сами когда-то натаскали камни, складывая на тележку, доставая их на пустыре за домами, где в нескольких метрах протекала речка. Там, ребятнёй, жаркими летними днями, они часто и купались.
Видимо, с вечера оставалось немного плова, Мехри опа поставила перед мужчинами тарелку, две ложки и чайник горячего чая. Вскоре и Гули подошла и села рядом с матерью. Семейная идиллия за завтраком, добрая атмосфера успокаивала.
– Ты, дочка, привыкай вставать пораньше и готовить завтрак для брата, теперь он вернулся, слава Аллаху и ты, как его сестра, будешь ухаживать за братом, поняла? Стыдно взрослой девушке просыпаться позже всех, – сказал Шакир акя, с укором посмотрев на дочь.
– Хорошо, адажон, я поняла, – не поднимая головы, ответила Гули.
Она четыре года не видела брата и он вернулся, словно другим, повзрослевшим и возмужавшим, она его смущалась, он словно давил на неё своей мужской энергией.
– Ешь, сестра, мы опаздываем. А Мумин когда вернётся с поездки? – посмотрел на сестру, видя, что Гули от смущения и есть перестала, спросил Эркин отца.
– Сегодня он не вернётся, только завтра утром. Поезд только доехал до Ферганы, день там будет стоять, вечером поезд выйдет в путь и к утру будет в Ташкенте. А послезавтра, в воскресенье, нужно поговорить с Мумином и Кариной, если они согласны, этой осенью надо их поженить, – сказал Шакир акя, взглянув на сына и жену.
– С Кариной, быть может, Гули поговорит, а, адаси (отец детей, точный перевод)? Они подруги, девочка ей быстрее откроется. Только вот что я Вам скажу, отец, Мумин да, вижу, как он смотрит на Карину, она девочка красивая, скромная, наши традиции чтит. А какая пугливая была, постоянно плакала, когда Зухра подростком взяла её к себе. Смотреть на неё было больно, всё по матери и брату плакала. Мыслимо ли? В один миг потерять и мать, и брата? О, Аллах! Какое сердце выдержит? А Карина сама ещё ребёнком была, потом отошла, мы её добром и лаской окружили. Мы с отцом тоже просили двоих мальчиков, но нам подселили семью, все годы войны у нас жила женщина с двумя детьми, вот в твоей комнате они и жили. А в конце мая и уехали, в этот… как его… ну, город на Украине… но они не из самого города, а из села, ладно… неважно, – говорила Мехри опа, поглядывая на мужа и детей.
