– Ничего, скоро и белая мука появится и белый хлеб продавать будут, скоро в магазинах и продуктов больше появится, на базаре сегодня говорили, – ответила Мехри опа.
– Я помогу Вам, опажон, давайте, я сама всем суп налью, – взяв с сооружённой полки для посуды косушки, сказала Зухра.
– Ладно, наливай. Устала я что-то, спина болит, мОчи нет, – поглаживая поясницу, ответила Мехри опа.
– Ммм, вкусно как! Давно шурпу не ел, нам всё каши давали, – сказал Эркин, принюхиваясь к аромату, что шёл от горячей шурпы из косушки на столе.
– Косточки бараньи часто покупаем, мяса немного, но шурпа вкусная из косточек получается. Ешьте на здоровье, – сказала Мехри опа, присев на топчане рядом с мужем.
Карина и Гули сели рядом с ней и уткнувшись в косушки, молча ели. Когда все поели, Гули принесла горячий чай и пиалки, но после супа чай не шёл. Девушки убрали с дастархана и ушли в дом, взрослые, вместе с Эркином, остались сидеть на топчане, тихо разговаривая.
– Завтра Мумин акя с дороги возвращается, что делать будешь? – вдруг спросила Гули, когда девушки сели на курпачи на полу.
– Не знаю. Я не люблю его, не хочу замуж. Конечно, я очень благодарна и Батыр акя, и Зухра опа, и Мумину… но из чувства благодарности, замуж не выходят, верно? – с надеждой взглянув на подругу, спросила Карина.
Некая тень радости пробежала по лицу Гули, но Карина этого не заметила. Скрытная по природе, Гули никогда не рассказывала Карине о том, что у неё на душе. И догадаться о том, что Мумин нравится юной девушке, было сложно.
– Ты ведь знаешь наши обычаи. Но папа сказал, что нужно твоё согласие, иначе, он не согласится на этот брак, я слышала, как он маме это говорил. Он сказал, что прошли те времена, когда девушек отдавали насильно замуж и ещё папа сказал, что ты не узбечка и сама вправе решать свою участь, – тихо говорила Гули, наклонившись к красивому личику Карины, боясь, что их могут услышать.
– Никому не скажешь? – испуганно прошептала Карина, ещё тише, прямо в лицо Гули.
Гули, расширив и так большие глаза, с недоумением и неким испугом посмотрела на Карину.
– Не собираешься же ты сбежать… – едва выговорила Гули, схватив подругу за руку.
– Нет конечно! Ты что? Зачем? Нужно будет, я и так уеду, кто меня удержит? Просто… нет у меня никого… и цел ли наш дом, я не знаю. Слышала, что в Ленинграде много домов и административных зданий разрушено. А там знаешь, какие здания и дворцы? Как представлю себе, больно становится. Что соборы наши стОят! А Петергоф? А Екатерининский дворец, Эрмитаж, наконец! Это Зимний дворец… Исаакиевский собор, Казанский… о, Господи! Как подумаю… в общем, не знаю я, куда мне ехать. Но я решила, закончу первый курс и непременно поеду в Ленинград, иначе никак. Пока своими глазами не увижу город, в котором родилась и выросла, покоя не найду, – взволнованно говорила Карина, совершенно забыв о том, что хотела сообщить Гули некую тайну.
– Я бы хотела увидеть твой город, ты так о нём говоришь… так что ты хотела мне сказать, требуя молчания? – с любопытством спросила Гули.
Карина странно посмотрела на подругу, словно пытаясь вспомнить что-то важное. Она вспомнила, но говорить раздумала.
– Знаешь, я не помню. Неважно, вспомню, скажу… быть может. Но знаю одно, за Мумина я замуж не пойду. Пусть даже Зухра опа и Батыр акя меня прогонят. Если такое случится, я уйду в общежитие, там тоже можно будет жить. Верно? А против воли замуж… ни за что! – заявила Карина.
