Следом поднялась и Карина. Она была в светлом ситцевом платье, которое ей перешила Зухра, из своего, ещё не старого платья. В конце сентября, ночи были прохладные до самого рассвета, Карина надела поверх платья вязаную кофту, в которой и приехала в тот страшный день. Правда, кофту пришлось латать, она порвалась в нескольким местах в той суматохе, когда она бежала ночью от бомбёжки, огня и пуль. В те годы, об одежде люди не задумывались, но Зухра всё же купила ей туфли и ботиночки, пусть не новые, с рук, но добротные ещё вещи.
Девушка почти три года жила в её доме, конечно и Мехри опа в стороне не осталась. Были вещи дочери, всё же единственная дочь и Мехри опа для неё ничего не жалела. Она вынесла пару платьев дочери, свой пиджак и старое, приталенное, с каракулевым воротничком пальто, заставив Карину заплакать, от такой доброты этих людей. Зухра была портнихой, она шила на дому, правда, во время войны и работы почти не было, не до платьев и нарядов было женщинам, почти в каждом доме было своё горе и своя беда.
Но Батыр работал на железной дороге, при вокзале, поездА нет-нет, но прибывали в Ташкент, в основном, с ранеными солдатами, их увозили в госпиталя, что находились на Госпитальном и в Академгородке.
Война словно сплотила людей, многие добровольно ушли на фронт, многих оставили работать на авиационном заводе, который переоборудовали и стали выпускать оружие для фронта, а это танки, пулемёты, военные самолёты и мины. Работали люди в три смены, станки не утихали и ночами. Работали и женщины, и дети-подростки, которые засыпали у станков или падали от усталости и изнеможения.
Мехри опа работала в пекарне, но что удивительно, особенно в первые годы, она пекла хлеб для людей, часто падая от голода и шатаясь, продолжала работать. Женщина никогда не жаловалась, понимая, что война и хлеб нужен для людей, только такое у людей сознание было, они даже крошки в рот не брали, считая это преступлением, когда вокруг люди голодали. По карточкам выдавали хлеб и её семье, но был огород, были куры и коза, у Зухры корова, ещё до войны покупали, поэтому впроголодь они конечно не жили. Весной, до глубокой осени, поспевали фрукты и бахча, которые на время утоляли голод.
Эркин и Карина вернулись назад, где их ждали.
– Карина, дочка? Тебе на занятия идти, ты давай, позавтракай и собирайся уже. Ещё добираться надо, – сказала Зухра, взяв авоську из рук Эркина.
– Да, хорошо. Правда, рано ещё, – невольно взглянув на Эркина, который сидя на топчане пристально смотрел на девушку, ответила Карина.
– Эркин, мы ведь с тобой друзья. Прочь от неё, понял? – недовольно прошептал Мумин, грудь которого, от ревности, словно пронзила стрела.
Это чувство он ощутил впервые, сознавая, насколько это больно.
– А что я делаю? Послушай, она не узбечка, но и на русскую не похожа… кто она по национальности? – не отводя взгляда от Карины, спросил Эркин.
– А тебе не всё равно, если она скоро станет моей женой? – спросил Мумин, злясь на Эркина.
Парень сдаваться не хотел, хотя прекрасно знал, Карина его не любит, она относится к нем, как к брату. Но Мумин всё же надеялся, что однажды и её сердечко забьётся, от охвативших её чувств к нему. Во всяком случае, парень этого очень хотел и мечтал ночами, как бы они поженились и жили долго и счастливо.
– Вот когда поженитесь, тогда станет всё равно. А пока она тебе не жена, верно? Так кто она по национальности? И вообще, кто она? – вновь спросил Эркин.
