Эркин был удивлён, откуда мама могла это знать.
– Я сейчас куплю себе и обязательно поем, обещаю Вам, – ответил Эркин, отклоняя руку матери.
– Хорошо, сынок, я верю тебе. Поезжай домой, не оставляй Гули одну, она ещё совсем юная, – сказала Мехри опа.
Поцеловав мать в щёку, Эркин побежал по ступеням вниз. Ему и правда очень хотелось есть, но когда он вышел за ворота больницы, женщина, что продавала самсу, уже ушла. Улыбнувшись, Эркин перешёл дорогу и встал на остановке, дожидаясь трамвая. А когда он приехал домой, время было около шести вечера. К его удивлению, отец был уже дома и Гули тоже.
– Ассалому аляйкум, адажон, – поздоровался Эркин, присаживаясь к арыку и моя руки.
– Ва аляйкум ассалом, сынок. Что-то ты сегодня поздно, или же к матери заходил? – спросил Шакир акя, развалившись на топчане, подмяв под себя подушку.
– Да, от неё еду, – вытирая руки и присаживаясь напротив отца, ответил Эркин.
– Я тоже днём заходил, домой просится, говорит, хорошо себя чувствует, – сказал Шакир акя.
– Да, мне мама тоже так сказала, но с сердцем лучше не шутить, отец. Вовремя полученное лечение – гарантия здоровья, – ответил Эркин.
Шакир акя улыбнулся, с любовью глядя на сына.
– Гули? Дочка, давай быстрее, неси машхурду, брат верно проголодался, – обернувшись в сторону навеса, громко сказал Шакир акя.
– Я сейчас, папа! Только базилик порежу, – ответила Гули, ловко нарезая на доске листья райхона.
На дастархане, на хантахте, стояла банка кислого молока и тарелка с сухарями, вскоре, Гули принесла отцу суп и тарелку с мелко нарезанным райхоном. Потом быстро ушла под навес и тут же вернулась с двумя косушами машхурды, для себя и брата.
– Что же ты себе так мало налила, дочка? – положив себе в косушку ложку кислого молока и немного базилика, спросил Шакир акя.
– Мне хватит, папа, я не очень хочу есть, – ответила Гули.
У девушки и аппетита не было, она постоянно думала о том, что произошло, мысли о Мумине не давали ей покоя.
– Так нельзя, дочка, вон какая ты худая, есть надо. Как в войну было непросто, но и тогда голодными не оставались. Сейчас продукты прибавились, ассортимент увеличился, скоро ещё лучше станет, – говорил Шакир акя, бросая в суп сухари и с аппетитом отправляя в рот ложку.
Их разговор прервал голос Батыра.
– Ассалому аляйкум, соседи! А мы вот решили вас проведать, – сказал он, подходя к топчану вместе с Зухрой.
Она держала в руках ляган, который быстро поставила на хантахту.
– Ааа… Батыржон! Зухра, проходите, присаживайтесь. Хорошо, что зашли, – пододвигаясь и уступая место Батыру рядом с собой, ответил Шакир акя.
– Зухра голубцы приготовила, Мумин уехал в Фергану, а мы вот решили к вам зайти, – сказал Батыр, присев рядом с ним.
– А Гули мошхурду приготовила, без мяса, правда, но мош и без мяса калорийный и вкусный. Зухра, присаживайся, в ногах правды нет, – сказал Шакир акя.
– Как Мехри опа себя чувствует? Она ещё в больнице? – присев рядом с Гули, спросила Зухра.
– Тебе спасибо, что доктора вовремя вызвала. Был у неё днём, ей намного лучше, привет вам передавала, – ответил Шакир акя.
Гули, спустившись с топчана, принесла две косушки машхурды и поставила перед соседями, затем, извинившись, ушла в дом. Зухра с каким-то сожалением проводила девушку взглядом и тяжело вздохнула.
– И где были мои глаза… – подумала она, словно только что увидела Гули и оценила её и скромность и девичью красоту.
