– Спальный район, три часа ночи. Свидетели старательно делали вид, что спят. Но патруль тем не менее вызвали, а когда ребята приехали, то на месте был только один гражданин Липаненко с ломом. И вокруг него несколько побитых машин.
– А в чем суть драки?
– Подкатили на парковке добры молодцы, попросили поделиться денежкой. В Антоне проснулся лев, и дальше он уже ничего не помнил. На ломе была обнаружена кровь, что интересно – его собственная и еще троих. Но никто не обращался в полицию. А вот владельцы машин – обратились. Так что грозило ему условное за хулиганство с погашением ущерба. А он как оказался в камере, так чуть ли не стены стал трогать. Все восхищался архитектурой. У нас тут – и архитектура. Он помнил всех знаменитостей, что у нас тут побывали с момента постройки. Ты только представь, Лев Иванович! Такое внимание мне льстило, конечно. Да всем нам льстило. Маленький такой, неприметный человечек, который вообще ничего не боялся. Не хочется говорить о нем в прошедшем времени.
– Как он оказался в одиночке? А потом в больнице?
– А, так это у нас карантин такой просто был, – махнул рукой Антунович. Гуров по въевшейся в кровь его сыщицкой привычке присмотрелся к нему повнимательнее. Полковник Антунович напоминал грустного моржа. У него были темные большие глаза и невероятные усы. Льву Ивановичу стоило огромных усилий не смотреть на эти усы, когда он задавал вопросы. Потому что они жили отдельной жизнью на лице мужчины, да еще и вызывали детское желание потрогать их, чтобы убедиться в том, что усы настоящие. Но было в полковнике Антуновиче что-то цепкое. Сильное. Ну, на его должности, пусть и заместителя, но все же, дураков быть не должно.
– У нас тут все камеры переполнены. А пошел грипп, и больница тоже уже не справлялась. Вот и пришлось на время дезинфекции камер часть расселить по карцерам и одиночкам, пусть и со всем удобствами. Но наш писатель и там подцепил грипп. В общем, с трудом, но нашли мы ему место в больничке, мы уже часть кабинетов отдали под палаты. И оттуда он пропал.
– В каком Липаненко был физическом состоянии?
– Не знаю, честно. Могу узнать.
– Но нужна бумага и гербовая печать? – рассмеялся Гуров.
– Нет, это я по-свойски могу спросить, но бумажку ты мне достань.
Лев на секунду задумался:
– Слушай, полковник, а, случаем, не пропали ли вместе с ним его записки? Ведь раз Липаненко был писателем, значит, у него должен был быть блокнот? Или тетрадь? Да хоть рулон туалетной бумаги и химический карандаш?
– Вот туалетная бумага у нас как раз считается дефицитом, шучу-шучу. Записи есть.
Так что можно было смело сказать, что Гуров вернулся с добычей. Правда, просмотреть записи еще не успел. Нужно было ехать в Главк.
Наверное, это и было тем самым общим знаменателем, который сразу же цепляет внимание. Тихие, незаметные даже вещи, которые остались в камерах, были в целом похожи. Ну и… все четверо пропавших – умные, увлеченные своим делом, похоже, неплохие специалисты. Любители библиотек…
Гуров написал на доске одно слово: «невидимка». Именно такими они и были. Невидимыми, но при этом полезными.
– Они были полезными для начальства СИЗО. Именно это и было просчетом… или же наоборот, – размышлял вслух Гуров, – их выбрали из-за незаметности, а начальники могли замалчивать пропажу людей, потому что те, допустим, выполняли какие-то мелкие, но важные поручения. Озвучить вариант побега – значит припаять этим полезным людям дополнительный срок. Вот и не хотели осложнять заключенным жизнь.
