– А Вы куда едете?
– В Оленевку.
– У нас говорят Оленёвка… Останавливаться где будете?
– Не знаю. В первый раз. Сказали, море чистое, скалы…
– Скалы да, на скалы сходите… А остановиться у меня можете.
– Спасибо! – Сергей только хотел принять предложение, как ржавая мысль сдавила горло. Да нет, не может этого быть. Успокойся, никто понятия не имеет, что ты здесь. Хозяйка предлагает жильё. Это нормально, это удача. Конечно, надо соглашаться…
– Посмотрите, может и не подойдёт… – соседка, похоже, была обижена столь сдержанным ответом.
– Да нет, подойдёт, конечно. Просто в окно засмотрелся.
Прямое, сопровождаемое виноградниками шоссе, сбегало с холмов к скопищу крыш, прячущихся меж обветренной зелени высоких деревьев. Сухая степь прижимала посёлок к морю, а он сопротивлялся, выбрасывая в стороны руки улиц. Одна из них зацепила автобус и втянула в то, что называлось совсем не по-южному – Оленёвкой. Озираясь по сторонам, Сергей пытался на лету представить её облик. Ничего не получалось. Кривая, стеснённая заборами из ракушечника улочка старого крымского городка сменилась раздольем украинского степного села: курортная танцевальная площадка, превращённая в рыночек, большая, не уступающая московским, школа, сельсовет, огороды, снова заборы из ракушечника, скрип тормозов, стук открывающихся дверей, бензиновый шлейф уходящего автобуса и деревенская тишина, отороченная важной руганью гусей, порханьем стрекоз и ленивым брёхом собак.
Оставив асфальт, обошли большую вечную лужу, поросшую мохнатой зеленью изнутри, и окунулись в бугристые боковые улочки.
Изначально, новорожденные дома в посёлке, вероятно, походили друг на друга как близнецы. Они взрослели, и в них проявлялась индивидуальность – пристроечки, верандочки, резные наличники, ограды, палисаднички, беседки. Дом Маши, так представилась Сергею хозяйка, был голубоватого цвета, будто в известь перед покраской добавили синьку. Перед крыльцом росло высоченное абрикосовое дерево, к которому крепился перекрывающий часть двора каркас, увитый виноградом. Под ноги с угрожающим тявканьем бросилась коренастая рыжая собачонка.
– Свои, Рыжик, свои!
Маша отперла дверь, сбросила туфли и босиком вошла в дом.
– Проходите… Да вы не разувайтесь. Вот ваша комната. А тут отдыхающие из Херсона живут. Муж и жена. Спокойные. Так что вас не потревожат. Продукты какие – в холодильник ставьте. А еду в дом не носите, мураши понабегут. Обедаем во дворе.
Крашеные полы были покрыты чистыми половиками. Из большой продолговатой гостиной, где находились невысокая печь, диван и телевизор, две двери вели в комнаты, одна из которых предназначалась вновь прибывшему. Тюлевые занавески, цветы на окнах создавали тот неповторимый патриархальный уют, от которого столь ретиво избавлялись московские жители, устанавливая евроокна и опускающиеся жалюзи.
– А ну пошли отсюда, кыш! Опять в огород забрались. Всё с курями воюю, не то помидоры поклюют.
За домом под проволочным навесом, затянутым маскировочной сетью из тканевых листочков различных оттенков зелени, располагался длинный стол и две лавки по бокам. Весь двор был вымощен бетоном.
– Пойдемте, туалет покажу.
Хозяйка открыла калитку и прошла по бетонной дорожке, обильно загаженной курами.
– Вот здесь. А тут свет включается. Только вы калитку притворяйте, а то куры выбегут.
Пахло скотным двором. В сарайчике рядом с дорожкой кто-то натужно дышал.
