Если бы я был писателем, – усмехнулся Сергей, шагая по песку, – обязательно сотворил какую-нибудь чушь о новом рождении героя… или возрождении в новом облике. Будто бабочка из кокона…
В какую глушь меня занесло… Будто бы в прошлый век.
Если бы не Полина, он вообще ни разу не выбрался бы в отпуск. Обязательно что-то случалось: деньги не приходили, смежники тормозили, что-то срывалось, лопалось, ломалось. Сроки, сроки, сроки, грозящие штрафы… «Или ты заработаешь инфаркт, или я от тебя уйду», – твердила Полина, и они летели на неделю куда-нибудь на душный курорт, где тоже кружилась суета из людей, отелей, пляжей, набережных, ресторанов, полезных знакомств, бесполезных знакомств. Казалось, тебя несёт бешеный поток, и плыть приходилось для того, чтобы выплыть. Он с жалостью и презрением отмечал неудачников, выброшенных на берег, но вглядеться в них недоставало времени.
А вот теперь таким выброшенным стал он. Ерунда! – возражал сам себе. – Залёгшим на дно, спрятавшимся в засаде, хищником, копящим силы…
Интересно, а кроме загаженного курами сортира, есть в этой дыре хотя бы одно место, куда можно заглянуть, посидеть, расслабиться?
Тогда, в конце восьмидесятых, казалось, что жизнь развернулась на так, что перед тобой не вязкая стена из тупого начальства, а прямая дорога, по которой он покатит без остановок. «Ноу-хау», как теперь принято твердить, у него есть. Такого прочного лёгкого стекла, причём любой формы, никто во всём мире делать не умел. Малое предприятие с собственной печатью, все деньги, что заработал – твои, не надо за каждой копейкой ползти на поклон к директору Института. Потом оказалось, что та, старая, стена раздробилась на множество сперва незаметных, но столь же непреодолимых – на них он постоянно натыкался. Главная беда казалась вполне преодолимой – не было денег. А деньги нужны были позарез. Как делать стекло, он знал – не было места, где он мог бы его делать. За пользование институтской печью драли немыслимую аренду. Это за его-то печь, которая всегда считалась собственностью лаборатории! Были, правда, пара мест, где печи простаивали – всё ведь вокруг развалилось. Были стóящие инженеры и рабочие, но им надо было платить немалые деньги. Себе почти ничего не оставалось, хватило лишь на компьютер да подержанный ярко-красный «Рено-универсал», на котором он привозил материалы, да развозил небольшие заказы. Во время Большой Делёжки ему ничего не досталось – он же не Директор Института, не Главный Бухгалтер, не Комсомольский Вожак, чтобы получить кусок пирога в результате Приватизации. Другие зарабатывали неплохие деньги, перепродавая всякую всячину. Он тоже пытался: купил вагон осетрины, вкладывался в производство клипов, но все афёры проваливались: хорошо, если удавалось вернуть затраченные деньги.
После восемнадцатой неудачной сделки решил – всё. Очевидно, бизнес – не его вотчина. Не умел он, да и не мог надувать партнёров, а его кидали все, кому не лень. Оставалось делать то, что он умеет – стекло.
Потянуло вкусным дымком. Перед раскрытыми, выкрашенными в голубой цвет железными воротами в мангале резвился огонь. Рядом на облезлой табуретке сидел плотный мужчина в шортах и выгоревшей футболке и глядел на умаявшееся за день красное солнце, раздумывавшее, не пора ли и ему искупаться в море.
