Запах. Я успел почувствовать его, и он мне очень не понравился. Мне не доводилось бывать в таких специфических сооружениях, как склепы, тем более в старых семейных. Но сейчас почему-то возникла стойкая уверенность: именно так и должно пахнуть в тех каменных могильниках.
Я не сдержался и закашлялся, невольно вдыхая воздух, пропитанный густой и очень сухой пылью. Из глубины сознания подкатило отвращение, а в горле возник комок. Появилось нестерпимое желание долго и упорно отплевываться. Как же нужно было запечатать квартиру, чтобы в ней, словно в консервной банке, сохранилась такая концентрация вони – будто здесь сто лет назад испортилось что-то… невообразимое?
Отступив еще дальше от открывшейся двери – в квартире, как нетрудно было догадаться, давно никто не жил – я полез в рюкзак и нащупал литровую бутылку воды. С дрожащими от нервного напряжения пальцами свинтил крышку и с наслаждением сделал несколько глотков.
Зайти или нет? С одной стороны, раздирало любопытно: хотелось глянуть, как здесь жили люди и что подвигло бывших жильцов к такой тщательной «консервации». С другой – а если внутри что-то криминальное? Судя по запаху, этот вариант весьма вероятен. Там может оказаться что угодно: от следов преступления до мумифицированного трупа. Ладно, если это тело собаки… А если, не дай бог, человека? Так что – к черту это любопытство!
Спрятав в рюкзак воду и сбив руками пыль с одежды, я двинулся дальше по коридору. Подходя к каждой двери, стучал, прислушивался и шел к следующей. Идти приходилось осторожно, внимательно глядя под ноги. Несколько раз на полу попадались засохшие кучки экскрементов и крупные осколки бутылок, разбитых о стены.
Ближе к концу коридора, где находилась еще одна дверь, ведущая на следующую лестничную площадку, мне попался старый чемодан. Средних размеров, из темно-коричневого кожзаменителя, он лежал у стены, покрытый густым слоем пыли. На первый взгляд, он казался целым, нетронутым. Однако, подойдя ближе, я разглядел глубокий порез на слегка вдавленной крышке. Стало ясно: кто-то уже давно проверил его содержимое, не утруждая себя взломом замков.
В голове сам собой сложился четкий образ: невысокий чернявый мужчина с лохматыми бровями и густой бородой. Его крепкие, волосатые руки украшали браслеты из красноватого золота, ярко блестевшие на запястьях. Цыган!
Я был уверен: он где-то украл этот чемодан. Скорее всего, на вокзале. Окольными путями, под покровом вечерних сумерек, он притащил его сюда – в этот дом на окраине города, рядом с огромным пустырем, прилегающим к промзоне. Не желая возиться с замками, он вскрыл чемодан, легко разрезав крышку своим большим ножом с кривым лезвием. Прямо здесь, на полу, он порылся в мягкой утробе чемодана, вытаскивая какие-то вещи и торопливо засовывая их себе в карманы и за пазуху. А затем, спустя несколько секунд, пинком отправил выпотрошенный чемодан к стене – на вечное, так сказать, хранение.
Какое-то время я просто стоял, застыв в непонятном для себя ступоре, уставившись на это псевдокожаное изделие легкой промышленности СССР. До меня уже дошло, что здесь, на этом этаже, очень давно никто не живет. После того как табор съехал, и, если верить словам Егора, дом очистили и заселили, в этом крыле первого этажа так никто и не поселился. Только сейчас я обратил внимание на толстый слой пыли и грязи на полу, на отсутствие свежих следов. Складывалось ощущение, что сюда уже много лет никто даже не заглядывал.
