Правда, написание записки стало делом не из лёгких. Во-первых, потому что найти в доме бумагу и ручку оказалось не так уж просто, а писать помадой на туалетной бумаге я считала пошлым. Искомое обнаружилось в кладовой спустя тридцать минут тотального обыска дома.
Но, получив в руки вожделенные письменные принадлежности, наступило «во-вторых». Передо мной встал вопрос: а что писать-то? Хотелось, чтобы послание выглядело красивым, запоминающимся и лёгким. Чтобы в записке не было лишнего драматичного пафоса, но в то же время не хотелось и принижать наши проведённые вместе часы...
Устав ломать голову, я обратилась к интернету, заодно посмотрела цены на виллы в Испании. Всё удовольствие: двести – пятьсот тысяч евро! Мне несколько жизней понадобится, чтобы скопить такую сумму. Мд-а… Погрустила. А потом на всё плюнула и написала, как чувствую и умею.
И как только закончила, приехал Борис, чтобы узнать, не перенесли ли мой рейс, и утвердить время выезда в аэропорт.
— Борис, не могли бы вы завтра утром отдать эту записку Емельяну? — я сложила листок вчетверо и смущённо протянула пожилому, но еще крепкому мужчине.
Перед ним было немного неудобно.
— Емельяну? — почему-то удивился Борис, будто не видел его вчера здесь.
— Молодому человеку, который живёт по соседству, — принялась объяснять я. — На вид лет тридцать, загорелый брюнет...
— Хм-м, Емельяну, значит, — сказал Борис так, будто никогда не слышал или забыл имя соседа. — Да, конечно. Передам.
— Только прямо утром передайте, пожалуйста, а то он зря меня будет ждать...
— Не переживайте, всё сделаю, — серьёзно пообещал Борис, и я тут же безоговорочно ему поверила.
Испанские работники Руслана Владимировича отличались от российских коренным образом. Они удивляли своей исполнительностью и умели держать язык за зубами. Ни Нина, ни её муж ни о чем меня не спрашивали и никакими сплетнями не делились. Все разговоры только по делу. Поэтому я нисколько не сомневалась, что Емельян завтра получит моё письмо.
Борис уехал, дел у меня не осталось, и я отправилась на пляж. Захотелось попрощаться с морем и местом, где мне было хорошо. Где я впервые увидела мачо…
Там Емельян меня и отыскал.
— Так и знал, что найду тебя здесь, — он подошёл сзади и обнял меня за талию, — идём? Я все приготовил.
Откинула голову ему на грудь и втянула носом воздух. Пахло от Емельяна как обычно — им самим. Это что-то такое натурально-мужское, сообщающее самкам о здоровье и силе самца, смешанное с дезодорантом или шампунем, которые добавляли ему тонкие нотки моря, соли и ветра. Никаких примесей женского парфюма я от мачо не уловила...
Стоп. Что это я делаю? Я же не должна думать, где и с кем он был весь день, а уж спрашивать и подавно не собиралась — не моё дело.
— Пойдём. Признаться, думала уже и не дождусь тебя, — лёгкая нотка недовольства всё-таки вырвалась, и я поспешила сгладить её похвалой, — прошлая ночь была насыщенной, и к вечеру я падаю с ног.
Емельян довольно и победно заулыбался.
— Мы сегодня недолго. Завтра в горах нам понадобятся силы.
Я прикусила губу из-за острого приступа угрызений совести. Может, сказать ему, что никаких гор не будет?
Нет, не стоит. Тогда наш последний вечер превратится в вечер прощания и покроется моими слезами. А я не хочу омрачать его тоской. Ничего. Так лучше. В конце концов, мы друг другу ничего не должны. Мы даже фамилий друг друга не знаем! Пусть так и остаётся.
