– Хочу, – вдруг неожиданно для себя брякнул Андрей.
– Знаю, что хочешь. Сразу поняла. Боишься, – у Ирины покраснело лицо от «Бордо». Она помрачнела. – Все вы – ссыкуны. Смерти, блядь, боятся. А всё равно когда-то придётся…
Она была очень хороша в этот момент – искренняя, глуповатая даже. Андрей увидел, какие красивые у неё глаза: кошачьи, зелёного цвета. Из глубокого декольте видна была полная грудь.
– Я не смерти боюсь. Я бесчестия боюсь, понимаешь! – перешёл на ты, обидевшись, Андрей. – Поймают как вора, посадят в тюрьму, будут допрашивать…
– Никто тебя не посадит! – стукнула кулаком по столу Ирина. – Всё уже продумано до деталей. Тебя даже не могут заподозрить ни в чём – монахи туристам всё сами показывают. Только этим туристам нет дела до рецептов – они туда едут ликёра купить подешевле и хвастать потом, что посещали заводик Гранд-Шартрёз. А ты просто ходи и подсматривай. И это всё, что от тебя требуется!
Уже почти заинтересованный, Андрей спросил:
– Ирина, но неужели никто не пытался украсть рецепт? За шесть веков?
– Пытались. Но удалось только одному – поэту, бродяге, монаху, магистру Сорбонны и по совместительству предводителю воровской шайки Франсуа Вийону. Вийон узнал о таинственном манускрипте с рецептом ликёра долголетия во время турнира поэтов при дворе герцога Карла Орлеанского. Он одержал победу в этом турнире, а между делом раздобыл текст секретного рецепта. За это по приказу орлеанского епископа Франсуа Вийон был лишён сана и брошен в тюрьму города Мен-на-Луаре.
Уже на рассвете Андрей был доставлен на том же «Вольво» в свою избушку, где его, спавшего в пальто и ботинках на диване, нашла мать, привезшая сыну из Гатчины свежего горохового супа.
Мать: Я не привозила тебе горохового супа. Я привезла тогда котлет. Я хорошо помню тот день, потому что именно начиная с того дня ты стал каким-то чужим.
Сын, в сторону: И всё-таки она привезла гороховый суп, который я не смог есть. Матери: Может быть я забыл, что ты привезла, но помню что есть я всё равно не смог. Меня тошнило.
Мать: Ты был бледный как стена. Я испугалась, что ты попал в плохую компанию…
Сын: Я и попал в плохую компанию…
Терпеливая женщина не стала ругать сына – она хорошо знала его натуру, уверенная, что алкоголизм вовсе не его скользкая дорожка. Но вот если он влюбится в непорядочную девицу – такой вариант его мать допустить могла… И боялась, что чистота его сына рано или поздно падёт перед кознями пустоголовой красотки. Его дед и отец были слабоваты к красивым и дерзким бабам.
Андрей спал до позднего обеда, встал всклокоченный и невесёлый. Всё ему было тошно. И суп, и лицо матери, в котором он читал укор.
– Мам, ну не сердись, – выдавил он из себя. У них была семейная привычка не продлевать размолвок.
– Да, я разве сержусь? У кого хоть так напился-то? Сейчас столько народу травится от китайского спирта – они туда для объёму льют что-то смертельное. Осторожнее… Если с тобой что случится, я не переживу, сын, ты знаешь…
– Мам, я наоборот пил лекарство – «Шартрёз» – ликёр французский, который помогает от 130 болезней…
– Это как шведский бальзам этот, «Биттнер», что так сильно рекламируют сейчас?
– Вроде того… – согласился Андрей.
Когда мать ушла, Андрей пошёл открывать клуб, и пока молодёжь топталась под громкую музыку, он сидел сбоку от сцены и размышлял о предложении Ирины. Дело это было некрасивое, подлое. Оно могло закончиться тюрьмой или даже смертью. Но какая-то часть его существа обрадовалась даже такому вороватому делу, потому что, оказывается, столько в нём – Андрее – накопилось отчаяния и бессилия от насмешек людей богатых, просаживающих за ночь в ресторане денег побольше, чем нужно было на музей Пушкина в Суйде. Незнакомое ему самому чувство отчаянной решимости вдруг заговорило с такой силой, что он уже был готов ехать в монастырь в далёкой Франции, воровать и подсматривать и уже почти боялся, что Ирина передумает и подыщет себе кого-то другого.
