Справа, стоял "Святой Себастьян" Боттчелли. Худой юноша, пронзенный стрелами, смотрел в небо с выражением, балансирующим между экстазом и мукой. Золоченые стрелы казались вбитыми прямо в холст, создавая жутковатый эффект трехмерности.
Но последней жемчужиной коллекции, занимавшей почетное место была небольшая работа Рене Магритта "Любовники". Два силуэта с головами, плотно обернутыми белой тканью, застыли в вечном поцелуе. Ткань на картине была написана с такой точностью, что в определенном свете казалось, будто она шевелится от дыхания изображенных людей.
Алессандро подошел к "Любовникам" ближе, его пальцы непроизвольно сжались. В этом образе было что-то одновременно пугающее и притягательное. Он подошел к ней вплотную, и волна накрыла его с новой силой. В висках застучало, в глазах потемнело – это был тот самый синдром Стендаля, знакомый до мурашек. Он узнавал эти симптомы сразу: легкое головокружение, учащенное сердцебиение, странное ощущение, будто земля уходит из-под ног.
Впервые это случилось десять лет назад в галерее Уффици. Он помнил каждый момент с пугающей четкостью, будто это было вчера . Восемнадцатилетний мальчишка, только что выполнивший первый "заказ" отца, еще не научившийся делать это чисто и профессионально. Его сердце бешено колотилось, ладони дрожали, а под ногтями засохли темные корочки крови, которую он тщательно оттирал влажными салфетками, оставляя на них ржавые разводы.
Он и сам не понимал, что привело его тогда в музей – может, подсознательное желание успокоиться, может, потребность убежать от только что совершенного. И тогда его взгляд упал на Неё – "Рождение Венеры" Боттичелли.
Он застыл на месте, будто вкопанный, ощущая, как сердце бешено колотится в груди, словно маленькая птица, бьющаяся о прутья клетки. В висках пульсировала кровь, в ушах стоял непрерывный звон, а в горле пересохло так, что он не мог сглотнуть. Дыхание перехватило – он физически не мог сделать вдох.
Золотистые волосы богини, рассыпавшиеся по плечам, нежное перламутровое свечение ее кожи, этот загадочный, всепонимающий взгляд… В тот миг его охватило осознание – он должен обладать этой красотой. Не просто любоваться, а владеть ею физически, полностью. Его пальцы сами собой сжались в кулаки, ногти впились в ладони, оставляя на кровавые полумесяцы. В голове проносились навязчивые образы: вот он срывает картину со стены, чувствуя под пальцами шероховатость холста; вот несет ее, прижимая к груди, в свой палаццо; вот вешает над кроватью, чтобы каждое утро просыпаться под этим взглядом. Чтобы это совершенство принадлежало только ему. Чтобы никто больше не смел даже взглянуть на его Венеру.
Охранники быстро увели его тогда, приняв за сумасшедшего – он не сопротивлялся, все еще находясь во власти видений. Отец жестоко избил его за этот позор, но даже боль от ударов не могла затмить то чувство – жгучую, всепоглощающую потребность обладать красотой, держать ее в руках, чувствовать, что она принадлежит только ему.
Для Алессандро искусство стало наркотиком: картины вызывали головокружение, учащенное сердцебиение, ощущение удушья. В его палаццо во Фьезоле хранились сотни редких шедевров, купленных с единственной целью – обладать ими. Эти сокровища были спрятаны от чужих глаз, как драгоценные пленники. Каждый холст, каждая скульптура становились частью ритуала: после убийства он часами стоял перед ними, переживая катарсис, где боль и восторг сливались воедино. Это была не коллекция – это был приватный музей его безумия, где красота служила одновременно искуплением и проклятием.
