После занятий я отказалась провести день с Сесиль, сославшись на длинное эссе по биологии.
– Надеюсь, это и правда биология, а не Николь или кто-нибудь еще из твоих новых влиятельных друзей, – немного ядовито проговорила она.
– Каких еще друзей, Сес? Я с Николь вообще не общаюсь. Ты что?
– Ничего, – процедила она, и я услышала в ее голосе тон обвинения.
– Сесиль, мы ведь подруги, ты мне уж сразу говори, что не так, ладно? Не надо нам этого, всяких ссор из-за не понятных причин.
Она некоторое время пыталась решиться на что-то, кивнула и повернулась уходить, но в последний момент снова передумала и вернулась:
– Просто ты ведешь себя теперь так, будто… мне кажется, тебе и правда нравится быть в центре внимания.
– Что? – я откровенно удивилась. Но к счастью, пока кроме удивления ничего пока еще больше не пришло.
– Не знаю, ты ведь всегда говорила, что не хочешь и слышать про рейтинг популярности, а теперь смотри, как будто даже стала следовать ему.
– Господи, Сесиль, о чем ты говоришь?
Было неуютно разбираться в наших отношениях во дворе колледжа посреди спешащих домой или болтающих у беседки учениц. Сесиль тоже, похоже, чувствовала дискомфорт, однако решила выговориться.
– Говорю о том, что ты теперь тоже выбираешь себе круг общения, – она немного помолчала, глядя в землю, – и я в него будто теперь в него не вхожу. Ты перестаешь со мной общаться.
Я чуть не задохнулась от ее слов. Я подошла к ней ближе и взяла ее за руку:
– Сес, это все не так.
В конце концом мы все же примирились. Я поехала домой, чтобы поскорее скинуть с себя униформу, в которой больше не могла находиться ни минуты дольше. И после легкого обеда поспешила уединиться в библиотеке на улице Доминион, рядом с торговым центром Балморал. Для встречи с Норином было еще рано, и я принялась за работу над эссе по биологии. Мне нужно было собрать в кучу на три страницы, включая иллюстрации, все, что я могла найти о нервной системе человека. Не то чтобы биология мне не давалась, просто меня смущал и даже немного огорчал такой разборный подход к богатейшему миру человеческой природы, когда ощущения, восприятия и чувства сводятся к одному отработанному и одинаковому для всех механизму: работе дендритов и аксонов, к электрическим импульсам и нейронам и тому подобное. Однако у человека есть свои обязательства в реальной жизни, мы не можем отстраниться от мира только из-за различий во взглядах. И люди должны работать, люди должны общаться, люди должны учиться и что-то отдавать обществу. Вот и я не могла бросить учебу или свою жизнь, только потому, что меня смущала тема реферата.
Норин бесшумно сел напротив и открыл книгу на первой попавшейся странице. Он не произнес ни слова и не стал читать. Подпер голову рукой и не сводил с меня глаз. Я все еще преобразовывала в словесную письменную форму свою мысль и краем глаза замечала, что он так же, не сводя с меня глаз, переворачивает страницы. Спустя некоторое время я уже не могла сосредоточиться на реферате, в котором, надо сказать, не слишком продвинулась за этот час, пока ждала Норина, и убрала чернила и тушь в сторону, тоже подперла голову рукой:
– Ты все время будешь на меня смотреть?
– Мне нравиться смотреть на тебя.
Я посмотрела на его книгу и заметила, что это был учебник по законодательству. Рядом лежали раскрытые лекции. До этого момента я никогда не задумывалась о Норине как о студенте университета или вообще человеке, который тоже выполняет свои обязательства перед обществом и делает свои студенческие задания, обедает с сокурсниками и обсуждает с родителями свою будущую карьеру. Или приглашает на свидание девушку со своего факультета.
