Сделав пару глотков, Дмитрий ощутил лёгкую дрожь в коленях. «Подумаешь, ещё один сотрудник пропал, – мысленно повторил про себя с сарказмом. – Разве это не обыденность, если речь о А-360?» Но каждая очередная «пропажа» грызла внутренний мир, словно капли, точащие камень. Люди не могут просто испаряться. И всё же… какие у него есть доказательства обратного?
Телефон беззвучно завибрировал снова. На экране высветился номер центрального офиса. Дмитрий нахмурился, ведь только приходило сообщение – что им понадобилось теперь?
– Да? – ответил он, стараясь говорить тихо.
– Дмитрий Григорьевич, это я, – голос кадровика раздался будто издалека, прерываясь глухими помехами. – Извините, но я должен предупредить: теперь уже точно ясно, что вещей последнего сотрудника не тронули. Заправка стоит, как стояла, дверь подсобки приоткрыта. Никого нет. Тишина и ни малейшего следа.
– Я не удивлён, – коротко отозвался Дмитрий, чувствуя, как что-то стискивает горло.
– Завтра в десять собираемся в головном, обсудим детали. Успеете?
Дмитрий бросил взгляд на наручные часы: половина первого ночи. Завтра ему предстоит разгребать всю эту кашу.
– Буду, – сказал он. – До завтра.
Отбой. Линия смолкла. Только вагон покачивало в такт сердцебиению. Беспощадный ветер снаружи бил в боковину железа, проникая сквозь малейшие щели липкой сыростью. Дмитрий сжал телефон и посмотрел в окно. Темнота будто насмехалась, клубилась, вызывая странные образы в сознании.
«Сколько ещё? – подумал он. – Сколько ещё нужно исчезновений, чтобы руководство признало: в том месте что-то не так?»
Он и сам впоследствии постоянно бежал от собственных воспоминаний, как от чумы. Молодой ещё был, гнал от себя мысль о потусторонних явлениях. С возрастом Дмитрий обрёл внутренний цинизм, научился объяснять многое простыми словами «совпадение» или «нервное перенапряжение». Но, чёрт возьми, теперь каждый новый случай на А-360 рвал в клочья его «броню рациональности». То ночное жужжание, мигающие фонари, мерзкая чернота, в которой нет привычных теней – всё тянулось к нему из прошлого. В груди вспыхивало ощущение, будто он заблудился в коридорах заправки и до сих пор не нашёл выхода. Мало кто знал, что тогда, много лет назад, Дмитрий едва не обезумел от страха. После той ночи он почти год принимал седативные препараты.
Теперь он возвращался туда. И что-то подсказывало, что всё будет ещё хуже.
***
Он встал, пошатываясь, и вышел в полутёмный коридор вагона. Хотелось проветриться, глотнуть воздуха, пусть и пропитанного табачной гарью. За окном плыло смазанное пространство, изредка разбавляемое световыми пятнами мелькающих фонарей. Дмитрий вышел в тамбур. Слева у двери под тусклым плафоном стоял тот самый мужчина с горелкой, что недавно привлёк его внимание. На вид лет сорок-сорок пять, плечи широкие, волевой подбородок небрит, поношенная куртка цвета хаки. Тот смотрел в окно, скрестив руки, а, когда Дмитрий закрыл за собой дверь, будто почувствовал чужое присутствие и обернулся.
– Извините, – сказал незнакомец, чуть отступив в сторону. – Места маловато здесь.
– Ничего, – машинально отозвался Дмитрий.
Он поймал встречный взгляд голубых глаз: уверенный, но при этом настороженный, как у загнанного зверя. Такими глазами смотрят люди, которые чертовски устали бегать от собственной жизни. Глубокий шрам под правой бровью, как явное свидетельство непростого прошлого. Дмитрий уже собирался вернуться, но что-то в облике незнакомца заставило его притормозить. Взгляд, выражение лица… Всё это напоминало о военных, что когда-то пытались устроиться к нему вахтовиками: закалённые, но со странными тенями в глазах.
