Корделия молчала, опустив плечи и перебирая пальцами тонкую шаль. Это было жестоко по отношению к ней, она не виновата, что слышала и чувствовала беду. Но и находиться в таком состоянии рядом с теми, кого призвал Лайонел, смогла бы она? Лайонел Арвел больше не маленький мальчик, теперь он может вызывать целую армию мёртвых, теперь может обрушить свой гнев на короля, а те, кто будут ему мешать, пополнят его армию.
– Я справлюсь. Как и всегда, – она мотнула головой и выскользнула за дверь, оставив Лайонела в одиночестве.
На кухне слышался звон посуды, распространялся ароматный запах выпечки, дразня нос и урчавший после ночи живот. Гора пирожков, свежих и румяных, красовалась на большой глубокой миске, в двух таких же мисках они находились и на тумбочке.
То, что Матильда была в самом отвратительном расположении духа, Лайонелу стало понятно с одного взгляда на наставницу. Её круглое лицо порозовело от жара печи, а запасы выпечки, кажется, и не думали уменьшаться.
– Доброе утро, – устроился на деревянном стуле с тряпичной подушечкой на сидении и с помощью магии налил себе кружку травяного чая.
– Доброе будет, если ты передумаешь, – гаркнула старая ведьма, даже не поворачивая голову в сторону приёмного сына. Выражать своё недовольство поступками воспитанника она никогда не стеснялась, а уж его мысли по отмщению своей семьи, так вообще считала глупыми.
– Не могу, и ты это знаешь, – безмятежно заметил Лайонел, отпивая глоток чая и вытягивая из миски самый румяный пирожок.
Мысли о мести с Матильдой у него были разные. Её муж, подарившей ей двоих очаровательных детей и счастливые годы брака, полные любви, погиб от рук королевских стражников. Точнее стражника, и якобы за использовании тёмной магии. А то, что с помощью этой же магии он спас от смерти маленькую девочку, это никого не интересовало. Но Матильда не мстила, только плакала долго и горько. А с её-то силой могла бы сжечь полгорода… Почему? Лайонел недоумевал, каждый раз задаваясь этим вопросом. Он ни капли не сомневался, и собирался обрушить свой гнев на головы обидчиков. Его семья заслуживала мести. Как и Ричард.
– Пострадают невинные, Лайонел, много невинных, – покачала головой Матильда, её голос звучал слишком хрипло.
Невинные? Почему он должен беспокоиться о невинных? Его семья тоже пострадала! Лайонел раздражённо засопел, сводя чёрные брови на переносице. Они не пострадают, если не будут мешать, так пусть закроют глаза и уши, запрячутся в своих домишках, пока по городу идёт армия мёртвых прямиком к Королевскому замку.
– Ни ты, ни Корделия не повлияете на моё решение. Сегодня я выезжаю, пора навестить то, что осталось от моего родового гнезда, – отчеканил, пытаясь скрыть терзающее раздражение в голосе. Длинные тонкие пальцы со злобой сжимали кружку с напитком, а зелёные глаза гневно сверлили тарелку с пирогами, будто бы выпечка и была его злейшим, заклятым врагом.
Матильда лишь тяжело вздохнула и, покачав головой, лёгким взмахом сухонькой руки вызволила из печи новую порцию пирогов. На её морщинистом лбу выступили капельки пота.
– Доброе утро, – раздался голос Корделии, её голубые волосы были причёсаны и спадали струящимся водопадом на худенькие плечи девушки.
– Что, опять в его кровати спала? – сварливо заметила Матильда, уперев руки в бока и бросив суровый взгляд в сторону появившейся на кухне банши.
