Шепот ушедших дней - страница 3
Я помню, как всегда ждала маму с работы. Услышав её кашель и шаги, бросалась к двери. Она стояла на пороге, на шапке и воротнике таяли снежинки, от неё пахло морозом. Мы ставили чайник, приходила тётя Тамара. После чая мама садилась за пианино, играла романсы, тётя пела. Они любили бегать в кинотеатр «Форум», где шли фильмы итальянского неореализма: «У стен Малапаги», «Нет мира под оливами», «Рим в 11 часов»… Сюжеты были трагическими: несчастная любовь, обманутые надежды. Сестры вспоминали молодость, находили в фильмах отражение своей судьбы, сочувствовали героиням и восхищались их красотой.
Поступив в московский престижный Вуз, о котором многие тогда мечтали, я немного подрабатывала в издательстве «Прогресс»: это была должность « подчитчицы », то есть я читала французские тексты вслух корректору, а тот правил гранки.. В той же редакции работала Катрин, владевшая в совершенстве французским языком; лишь позже я узнала, что её папа был переводчиком в издательстве «Московские новости», а также и то, что её семья приехала в СССР из Франции. Особых вопросов я не задавала, да и вообще все эти вещи были для меня совсем непонятны. Как-то она мне сказала, что у неё есть кузен, который учится в том же ВУЗЕ, что и я, но на переводческом факультете. Жил он тогда общежитии, в Петроверигском переулке, находящемся не так далеко от площади Дзержинского, с её знаменитым монументом «Железного Феликса»… Однажды Катрин предложила мне зайти в общежитие к её кузену, я тотчас же согласилась. Трудно передать обстановку того времени; ведь тогда так просто в студенческое общежитие было не войти: на первом этаже, возле входной двери, сидел страж нравственности; тогда этих дам называли дежурными или комендантами. Посмотрев на нас с некоторым презрительным недоверием, она позвонила по внутреннему черному телефону, стоявшему перед ней на столе; затем она пропустила нас наверх, указав этаж и номер комнаты.
Само здание – и снаружи, и внутри – было удивительно убогим; оно вписывалось в эстетику тех лет: бурые дверные наличники, стены темно-болотного цвета со сбившейся местами штукатуркой, стершийся пол, оборванная дорожка, тусклые лестничные проёмы… Мы поднялись на какой-то этаж и постучали в дверь. Вскоре нам открыл высокий и стройный молодой человек – наш визит был для него полной неожиданностью. Представившись, он протянул мне руку. Это прикосновение вызвало у меня лёгкое головокружение, хотя я даже не успела как следует рассмотреть его. В комнату он нас не пригласил – у его соседа как раз гостили родители из какого-то провинциального города. Мы немного поговорили и решили встретиться в другой день.
Именно в тот миг лёгкого головокружения он и вошёл в мою жизнь. Мне только что исполнилось девятнадцать. Но вместе с ним вошёл и другой, незримый гость – тень железного командора, чья статуя стояла тогда перед зловещим зданием на площади Дзержинского. И эта железная поступь ещё не раз заставит меня вздрагивать…
Кузена звали Андрэ. Он был высок, прекрасно сложен, с очаровательной улыбкой. Все девушки в институте были от него без ума. Не прошло и полугода, как мы поженились. Свадьба была на его так называемой «родине» – в Дербенте, куда его привезли тринадцатилетним мальчиком. В Москву и её окрестности их не пустили – так они и оказались на берегу Каспийского моря. Он жил там с отцом и бабушкой – Марией Андреевной, сестрой знаменитой актрисы Варвары Костровой.