В этот раз пальцы продолжало ломить даже после того, как она почувствовала под собой матрас. Она никуда не падала. Сон прошел. Простыни на мягкой кровати все еще пахли солнечным лугом: они впитали его аромат, пока сушились на улице.
Только руки все равно болели.
Подобные ощущения сопровождали пробуждения Сары с самого раннего детства и не имели рационального объяснения. С ее пальцами, костяшками и ладонями физически все было в порядке. Обычно мышка помогала за несколько минут, возвращая девочку в реальный мир.
Но в этот раз все было иначе.
Сара села на кровати, но без оберега в руках. Она оставила его там же, под подушкой, потому что в двенадцать лет уже стыдно хвататься за Шарми, выцветшую розовую игрушку, когда тебе страшно. Сердце все еще лихорадочно билось. Желудок сводило от тошноты: деревянные половицы под босыми ногами Сары не казались достаточно осязаемыми. И все равно Сара встала и прошла несколько шагов, чтобы закрыть окно.
Может быть, ее разбудил остывший утренний воздух?
Только вот иногда женщин семейства Росс посещали предчувствия, объяснить которые с помощью привычной логики было нельзя.
Предрассветное марево едва окрашивало небо. Сара напрягла слух. Не было слышно криков козодоя. Не раздавалось насмешливого лая койотов, спешащих залечь на день в логове, и петухи, сбежавшие из курятника, не сообщали округе о своей ловкости и удаче из укромных уголков.
В диколесье было непривычно тихо.
Внезапная тревога стряхнула с девочки остатки сна и заглушила боль в костяшках. Хижина казалась неродной, и это противоестественное ощущение словно расползалось от точки, где неподвижно и безмолвно стояла Сара, по аппалачской глухомани, простиравшейся на сотни километров вокруг.
Сара хотела было снова нащупать мышиный оберег, но тут вспомнила, что сегодня день ее рождения. А значит, будет традиционный в этих горах многослойный яблочный пирог, подарки, и, может, если очень повезет, мама наконец разрешит кому-нибудь из своих подруг приложить девочке к ушам грелку со льдом и проколоть мочки иголкой. Тогда можно было бы надеть новые сережки, которые наверняка лежат в одной из ярких коробочек в маминой спальне.
Радостные мысли.
И тем не менее сердце Сары продолжало биться быстрее, чем следовало. Этого не объясняла тишина леса и приснившееся падение. И фантомная боль была слишком обычным явлением, чтобы послужить причиной. Что-то не так. Поэтому Сара и проснулась. Не от прохлады. Не из-за кошмара. И не от возвращающихся болей в пальцах, источник которых, как сказала мама, когда-нибудь отыщется.
Вчера ночью, перед тем как лечь спать, Сара распахнула окно, чтобы выпустить испуганного мотылька-сатурнию, угодившего в промежуток между сеткой и волнистым стеклом. Беспокойное биение в груди напомнило девочке трепет крыльев насекомого. Та же беспомощность и желание освободиться. Мотылька она отпустила, но своему неистово колотящемуся сердцу помочь сейчас не могла.
Пол под ногами казался холодным, но Сара не стала искать носки или тапки. Она поспешно вышла из своей расположенной на чердаке спальни на маленькую лестничную площадку, от которой вниз вели ступени из горбыля. На них были разостланы лоскутные коврики, так что Сара спустилась в гостиную почти бесшумно.
Света нигде не было – даже в ванной рядом с маминой спальней. Мать Сары всегда оставляла эту лампочку гореть на случай, если посреди ночи придется открывать входную дверь. Живущую в горах целительницу могли побеспокоить в любое время, пусть до современной клиники теперь было меньше часа езды.
