Путь стал круче – они шли вдоль оврага, где корни деревьев свисали, как оборванные жилы. Лес здесь не был мрачнее – он просто смотрел на тебя иначе. Ветви больше не шептали, они слушали. Камни лежали там, где их не должно быть. Деревья росли не вверх, а немного вбок, словно тянулись туда, где земля больше не держит память.
Люси шла впереди. Её жёлтый плащ – тусклый от сырости. Она не бежала, как обычно. Она шла уверенно, словно уже знала, куда ведёт тропа. Её глаза блестели – не от радости, а от узнавания.
– Там кто-то смеётся, – сказала она вдруг.
Илай напрягся. Ветер мог звучать, как угодно. Но это… не был ветер. Смех был глухой, дрожащий, как эхо под землёй. Ни радостный, ни злой. Он был старым. Как будто кто-то смеялся очень давно, и этот звук всё ещё болтался в воздухе.
Они вышли на поляну. Посреди неё стоял колодец. Старый, деревянный, с крышей, перекосившейся в одну сторону. Верёвка болталась в воздухе, ведро на конце – перевёрнутое, ржавое. Вокруг – ничто. Ни домов. Ни следов. Только мох и осыпающиеся листья, словно осень здесь никогда не уходила.
Илай подошёл ближе.
– Мы не должны…
– Он зовёт, – перебила Люси.
Она наклонилась к колодцу. Посмотрела вниз. И смех – стал громче. Он уже не звучал как эхо. Он шёл изнутри. Из глубины. Как будто кто-то сидит там, внизу, и хохочет, но не от веселья, а от боли, которая давно уже стала привычной.
– Люси, отойди! – Илай потянул её за руку, но она не двинулась.
– Там я.
– Что?
– Я вижу себя.
Он заглянул тоже. Сначала – только темнота. Затем – вспышки.
Образы. Обрывки.
Руки, пытающиеся дотянуться до чего-то.
Мать – лицо размытое, как сквозь воду.
Свет лампы. Плач. Дверь, закрывающаяся слишком медленно.
Чья-то кукла, мокрая от дождя.
Кто-то говорит: “Ты это выдумал.”
– Это воспоминания, – прошептал Илай.
– Но они… не такие.
И правда. Воспоминания были искривлённые. Словно кто-то их зеркалил, растягивал, шептал в них другие слова.
– Он ушёл сам. Ты не виноват.
– Мы не хотели. Просто нужно было выбрать.
– Если бы ты не был таким тихим, всё было бы иначе.
– Это не правда, – стиснул кулаки Илай.
– Но ты верил в это когда-то, – сказала Люси. – И колодец помнит.
Из темноты что-то начало выползать – не шагами, не ползком, а словно вытягиваясь наружу, как жидкость, втягиваемая по незримой верёвке.
Это не было существом, и всё же имело форму. Сначала только смутный контур, словно дым, сжимающийся в очертания. Детская фигура. Узкие плечи. Тонкая шея. Но в ней было что-то не то – неправильное. Глаза, если их можно было назвать глазами, не отражали света. Они не смотрели – они поглощали. Бездонные тени, проваленные внутрь черепа, как будто выдутые. А рот…Он был слишком чётким. Слишком вырезанным. Улыбка, нарисованная чем-то острым. Не на лице – в лице. Илай застыл, как заклинённый. Люси шагнула назад. Но фигура не двигалась к ним – она просто стояла, словно ждала, когда они сделают первый шаг в её сторону.
Смех. Смех. Смех.
– Уходи! – крикнул Илай.
Существо замерло.
– Ты позвал меня. Я только… повторяю.
И оно исчезло. Будто никогда не было. Только эхо ещё дёргалось по краям леса.
Люси вытащила из кармана маленькое зеркальце. Потрескавшееся. Подарок матери – когда-то. Она посмотрела в него. И замерла.
