Школа. Никому не говори. Том 6 - страница 3
Хозяин ни в какую не хотел отдавать среднюю – не по порядку, видите ли, когда старшая в девках. Алмаз не уступил, и мужик мигом продал девочку, едва услышал размер предлагаемой за неё суммы. Щедрая плата полностью покрывала огромный долг. На следующее утро Ибрагимов и средняя дочь уехали, а отец шустро спустил дарованный шанс в карточных играх.
Юная Лала не интересовала Алмаза как женщина. Он погнал её учиться в школу, оплатил занятия учителей, чтобы восполнить вопиющие пробелы в грамоте. Потом отправил в вечерку, затем – в техникум, обучаться кройке шитья и моделированию. Мужчине хотелось, чтобы ребёнок из несчастной семьи встал на ноги и пошёл своим путём. Попрошайничать строго запрещалось. Цыганские традиционные наряды сменились закрытой современной одеждой. Брюки Лала наотрез отказалась носить и обещание сдержала до конца своих дней.
К семнадцати годам Алмаз ослабил воспитательную хватку и дал девушке волю, пообещав к совершеннолетию обеспечить жильём и достойно выдать замуж. Лала категорически не пошла жить в общежитие при техникуме и не давала Ибрагимову хозяйничать в квартире, забрав в одни руки уборку, готовку и стирку.
Женщины, которых мужчина приводил, не приживались. Невозможно было уединиться, Лала под любым предлогом мешала паре: поломка, помощь, проблема. Невесты ругались и жаловались на девушку: то исподтишка, мол, блюдо испортила, то тряпку в зелёнке в замоченное бельё подкинула. Пропадали вещи из шкафов и с бельевой верёвки, на юбках или брюках негаданно обнаруживалась присохшая жвачка. Лала божилась в невиновности и скорбно рыдала белугой. Дамы уходили с проклятиями и не возвращались.
Одним прекрасным утром мужик проснулся, обнаружил подле себя голую воспитанницу и ошалел. Девушка умоляла взять её в жены, клялась, что любит больше жизни и никого к нему не подпустит. Алмаз разозлился и погнал её прочь, ругаясь по-чёрному. Оскорблённая, цыганка ушла и пропала с концами. Ибрагимов сначала махнул рукой, но потом стал переживать. Нигде не мог девчонку найти. Явилась Лала через месяц и с порога заявила, что либо он берет её в жены, раз когда-то купил, либо она утопится.
Мужчина, скрипя зубами, согласился, надеясь со временем отвязаться, но не тут-то было. Лала годила, стелилась, ластилась – и получила своё спустя время, когда Алмаз расслабился и потеплел. И сразу понесла. Ибрагимов расписался с беременной в ЗАГСе и смирился со своей грешной участью.
Всех друзей, что вместе с Алмазом чёрное по молодости воротили, жизнь наказала. Одного в подъезде зарезали, другой водкой захлебнулся, третьего – лучшего друга – машиной передавили. Цыган тяжело переживал, Лала поддерживала, была рядом и продолжала рожать.
Из-за жены, тоскующей по прежней жизни, Алмаз пытался прижиться то в одном, то в другом таборе, но его семье там не было места. Разница в возрасте между супругами, уровень образованности, работа среди русских отталкивала от них других цыган. Ибрагимовы вновь переехали в город и стали жить особняком.
– Знаешь, Вася, не было у нас проблем со старшими. – Цыган задумчиво почесал седеющую бороду и сделал из протянутой бутылки глоток кваса. – Арон и Руслана спокойно ходили в садик, легко учились, с полуоборота заводили друзей. С близнецами всё пошло по-другому. Особенно с Сэро. Он с мальства постоянно с кем-то скубся.
– По нему заметно!
– Заметно, говоришь?!.. Ха! Он давно знатно приутих! Ты его в детстве не видел! В нашем дворе на пару с сыновьями росло немало других детей. Кто-то неровно дышал к моим пацанам. Обзывались, ругались, натравливали других ребят. Имир забияк игнорировал. Как-то по-своему, по-особому. Как глянет – мрачно, зло, свысока – дух испустишь! Умел он без лишних слов больно говорливых отваживать. А Сэро… То одна мамка к нам бежит разбираться, то другая – этому нос разбил, тому рубаху порвал, в третьего плюнул, четвёртому пинка увесистого под сраку дал! Я и жена старались всегда с ним поговорить, объяснить, что на каждого губошлёпа кулаков не хватит, нужно быть хитрее, уметь договориться, уйти от драки или вступать в неё в крайнем случае. Куда там! Сын слушал, пыхтел со психу и снова влипал. А когда злость его кипела на высоких точках, договориться было невозможно. Постоянные разборки из-за его драчливости выматывали и раздражали.