– Я налью чаю, а ты всё-таки согрей голову. На, держи. – Ирина протянула фен. – Высушишь волосы.
Шпана усмехнулся, качнув головой, и чуть не задал вопрос: какую голову и каким образом согреть? Ира увидела в его глазах, мимике похотливый сарказм и поняла, что как-то неправильно выразилась.
– Давай, иди уже. – Она щёлкнула пальцем по кончику его носа. – Твоя ни разу не застенчивая улыбка стены моей квартиры раздвигает. Я поняла, о чём она. Я прекрасно всё поняла.
Шпана театрально тяжело вздохнул, показывая своим печальным видом: как же его здесь ничуточки не понимают, – повернулся и направился в душ.
На кухне Ирина включила АГВ, поставила чайник на газовую плиту, достала банку с мёдом из зимнего холодильника под окном, достала из обычного холодильника разные продукты и принялась готовить ужин. Просушивая волосы феном, Данила слышал её кашель. С глаз не сходила картина увиденного возле дивана. С раскрасневшимся лицом Шпана вышел из ванной, следы от сырых носков оставались на половицах. Он сел на кресло и как прилежный ученик сложил руки на журнальном столике. Держа серебряный поднос за ручки, Ирина подошла к Шпане:
– Сними носки.
– Тогда пойду ноги мыть.
– Пожалуйста, иди. – Поднос из рук Ирины перекочевал на крышку журнального столика.
Данила вернулся в ванную. Подумав, крикнул:
– Штаны и свитер тоже мокрые!
Ирина издала смешок, громко произнесла:
– Дайте пить, а то есть хочу так, что переночевать негде с хозяйкой квартиры? Так?
– Так!
– Скидывай, лезь под душ. Халат в белом шкафчике, новый. Ты, кажется, был уже в нём. Там их даже два. Только недолго, чай остынет.
– Мне и в правду ночевать негде! – перекрикивал Данила шумящую из крана воду.
– Не лги!
– Правда клянусчатая!
– Хорошо! Выйдешь, расскажешь!
Данила вылил на себя шампуня – половину флакона, по-быстрому смыл пену, наспех вытерся полотенцем.
– Всё равно весь скользкий как мыло, – недовольно пробурчал он. Из дверцы белого металлического шкафчика достал и накинул на тело толстенный бархатный халат. Рукава оказались коротки, едва доходили до костяшек на запястьях. На мгновение Шпана подумал: «Смешон». Ладно, и так пойдёт, а то чай остынет. Ещё подгоняло нетерпение – поскорее оказаться рядом со своей молодой «англичанкой». Конечно, он отгонял навязчивую мысль, но та назойливо цеплялось за вопрос: «А что, если?..»
– Согрелся? – Ирина прислонила носовой платок к переносице и улыбнулась. – Вероятно, не стоило тебе приходить. – Она сидела на диване с сомкнутыми коленями и ступнями, ровно вытянув спину, изящно держала двумя пальцами чашку белого английского фарфора.
Данила привыкал, уже не стеснялся как прежде. Его привыкание ступало семимильными шагами. И всё же он пока держал дистанцию, не смел позволить действий, какие позволил бы с ровесницей. Он опустился в кресло. Глаза не слушались, впивались взглядом в коленки любимой «англичанки».
Ирина нагнулась к Шпане и указательным пальцем за подбородок перевела его взгляд на поднос, где расположились лично для него широкая чашка с чаем, молоко в молочнике, мёд в пиале, кусковой сахар в блюдце, аккуратно нарезанные кусочки батона и овсяное печенье в плетёной корзиночке, тонко нарезанный сервелат в маленькой тарелке, сливочное масло в прозрачной маслёнке, стакан воды; на тот случай, если голод не уймётся, возле ручки подноса лежало полбатона.
– Водка? – спросил Данила, подбородком указал на воду в стакане.
