Шпилька. Дело Апреля - страница 15
– И, разумеется, для этого вы снова отправитесь к нему под видом влюблённой в искусство дамы? – усмехнулся Александр. – Репертуар не меняем?
– А что мне остаётся? – вздохнула Софья. – Может, посоветуешь переодеться сантехником или почтальоном в моём-то возрасте и нагло заявиться в квартиру? В конце концов, не могу же я брякнуть: «Здравствуйте, Василий Иванович, это, конечно, замечательно, что вы гениальный художник, но давайте-ка лучше поговорим о вашей дочери, потому что мне покоя не даёт одна женщина на вашем "Лексусе"». Выбор не больно велик, Александр: либо я светская дама, ценительница искусства, либо полоумная сталкерша. Что предпочитаешь?
Анна хихикнула, а Александр расхохотался:
– Нет, это было бы чересчур прямолинейно, согласен. Хотя эффект неожиданности сработал бы на все сто.
– Вот и я думаю, прямолинейность – не козырь детектива, – Софья порылась в столе и извлекла небольшую баночку абрикосового варенья из своих домашних запасов. – Поэтому сегодня я пойду за картиной. Мы потом повесим её здесь в офисе. Нагряну к художнику с угощением. Слышали выражение «подсластить пилюлю»? Вот и подслащу свой визит.
– Вы, Софья Васильевна, возьмите ещё и корзинку плетёную, как Красная Шапочка, – фыркнул Александр. – И скажите: «Это я, внучка твоя, принесла тебе пирожки и горшочек масла». И заодно узнаете, почему у художника такие большие глаза и длинные волосы.
– Очень остроумно! – притворно обидевшись, хмыкнула Софья Васильевна и гордо задрала подбородок. – Между прочим, абрикосы – это вам не какие-нибудь банальные яблоки. В них косточки с лёгкой горечью, знаете ли… как и в нашей жизни: сладость момента с лёгким послевкусием сожалений. Как мой брак, например…
– Ну всё, пошла философия, – заулыбался Данилин. – Сейчас начнётся лекция о диалектике абрикосового варенья и тёмной стороне супружеской жизни. Из классиков. Непременно из них. «Всё смешалось в доме Облонских…»
– А ты, как я посмотрю, вдруг осмелел, Александр! Язычок-то развязался наконец. Похвально! Раньше был тише воды, ниже травы, в рот мне заглядывал, а теперь прямо Соловей-разбойник. Но не могу же я, Саша, быть просто обаятельной и привлекательной, мне нужно и мудрость проявлять, а господа классики мне в этом подмога. – Софья подмигнула и, не дожидаясь новых подколок от молодёжи, направилась к выходу.
Втайне от сотрудников ей предстояло посетить салон красоты «Шарм» и не без помощи волшебных рук косметологов перевоплотиться из детектива в загадочную музу. Надо же соответствовать образу сногсшибательной дамы, достойной быть увековеченной на полотнах Арсеньева.
Уже стоя у двери, она обернулась и перешла на строгий командный тон:
– Александр Николаевич, а займись-ка ты Зотовым Вячеславом Фёдоровичем поплотнее: наведайся на его предприятие, изучи текущее положение дел, поговори с людьми, а заодно и супругу Зотова прощупай.
Саша послушно кивнул. А Софья решила отомстить ему за подколки с художником и с улыбкой продолжила напутствовать:
– Только прощупай её не в буквальном смысле, Александр, а то я помню, как ты на управдомшу Ольгу Григорьевну Пучкову слюни пускал… Как бы не пришлось мне объясняться перед Зотовым, почему мой сотрудник проводит тактильное обследование его жены.
Да, у Софьи Васильевны был повод встретиться с Арсеньевым – забрать картину. И хочешь не хочешь, а придётся опять вывести разговор на его дочь и хотя бы разузнать имя и фамилию, если дочь была замужем и сменила её. Искать в архивах, скорее всего московских, просто Арсеньеву без имени – это как найти иголку в стоге сена или порядочного политика в парламенте.