Когда Джейн упомянула о том, что они ищут натурщицу и как бы вскользь поинтересовалась, не хочу ли я попробовать себя в этом, я подумала: «Почему бы нет?». В самом деле, я идеально подходила для этого. Я могла часами напролет совершенно неподвижно сидеть и глядеть в одну точку. В этом мне не было равных.
– Не предполагала, что у вас такой дефицит моделей, – сказала я, рассматривая акварельную рябь на воде.
Томас бесшумно подошел сзади и встал рядом, сложив на груди руки. Я уловила его парфюм с достаточно специфическим запахом: травяные ноты, смола, древесина, кофе, табак… Брутальный, резкий и опасный запах.
– Не все способны высидеть три часа не прерываясь.
Народ все прибывал и через некоторое время Томас обвел студию широким жестом:
– Приступим?
Я переоделась в захваченный утром из дома летний сарафан и уселась за стол, упершись подбородком в ладони в ожидании, пока Томас проинструктирует меня относительно моей позы. Мой взгляд плавно скользнул по изогнутым потолочным балкам, сходящимся в одной точке купольного потолка без окон к пустой птичьей клетке, рядом с подсыхающим этюдом, а затем метнулся к мужчине. Я проследила за его взглядом и наткнулась на Джейн, в заляпанном краской темно-синем фартуке поверх школьной белой рубашки. Подруга со взглядом опытного хирурга закатывала рукава и оценивала масштаб работы, которую ей предстояло выполнить.
Наконец он подошел ко мне и с прищуром посмотрел на меня своими зелено-голубыми глазами, оценивая образ, едва ли замечая за ним меня саму. Томас медленно обогнул стол и прикоснулся к моему плечу, отчего одна бретелька сарафана съехала. Затем он отошел.
– Аделаида, поверни немного голову вправо.
Я сделала, как он просил и устремила взгляд прямо на него.
– Превосходно, – произнес он почти одними губами и добавил уже громко, обращаясь к аудитории: – Можете приступать!
До сих пор помню, как солнце припекало мне лопатку в течении тех трех с половиной часов, проведенных за столом с растерзанными на нем синими ирисами. Все двести десять минут я не сводила взгляда с преподавателя живописи, влюбленного в мою подругу, пока он делал тоже самое, делая наброски рисующей Джейн на своем холсте.
– Он женат? – спросила я у Джейн, когда мы вышли из академии. Я разминала шею и силилась вспомнить, был ли у Томаса след от обручального кольца на пальце. Раздался приятный хруст. – Черт, задница онемела совсем.
– Кто, Том? Нет.
Том. Не Томас.
Я несколько раз подпрыгнула, пытаясь наладить кровообращение в ногах и посмотрела на подругу.
– Он тебя рисует. Ты знала?
– Подозревала, – наконец ответила Джейн, когда мы достигли машины, – это так заметно?
Я встала, облокотившись о дверь:
– Он буквально раздевает тебя глазами.
Джейн уставилась на меня и широко улыбнулась. Распустив хвост на затылке, она запустила пальцы в волосы и встряхнула их пару раз.
– У Томми чертовски красивые руки. Эти пальцы, м-м-м… – заметила я, запрыгивая в джип.
– Замолчи, – смеясь, попросила она и ударила меня моим же свернутым рисунком по голове.
– Этим рукам хочется доверить свою душу, не говоря уже о более материальных вещах, – продолжила донимать ее я и отодвинулась на сидении подальше от Джейн на тот случай, если ей не понравятся и эти слова. – Томми молод. Хоть и не в моем вкусе, но должна признать, он чертовски горяч. Холост. Ты же знаешь, – сказала я, сдавая назад и всматриваясь в зеркала заднего вида,
