Тот застонал, открыл глаза. Долго смотрел на сына, потом спросил:
– Ашот, ты?
– Я.
– Что со мной?
– Упал, сломал ребро. Я же говорил – не выходи из дома!
– А моя голова?
– Голова в порядке.
– Слава богу, главное всё-таки голова… Маро здесь?
– Здесь.
– А Анаит?
– В Швеции, премию получает.
– Премия – это хорошо… Газопровод починили?
– Ещё нет.
– Когда починят, разбуди.
– Хорошо.
Серго закрыл глаза, но через минуту снова открыл.
– Ашот, я видел горы.
– Ну, видел так видел. Спи.
– Ашот, кто написал: «Горы, вы высокие. Как вам не завидовать? Что же нам завидовать? Летом жжёт нас солнышко. В зиму – стужа лютая»? Кто написал, Ашот?
– Не знаю.
– Армянский поэт пятнадцатого века.
– Ну хорошо, отец, спи.
Серго вздохнул, закрыл глаза и затих. Кажется, наконец, уснул.
Ашот поставил мольберт на спинку стула, развёл краски, взял в руки кисть и стал дописывать картину, которую начал неделю назад.
Зима 1993 г.
В пустынной местности недалеко от дороги в заброшенном доме без окон и дверей весенним холодным вечером собрались бродяги – все злые, угрюмые, готовые вот-вот вцепиться друг в друга.
– Отодвинься, от тебя навозом пахнет, – сказал один из них другому.
– А по тебе вши ползут, – отвечал тот.
– Ты косой!
– А ты хромой!
– Паршивец! Твой дед лошадей крал!
– А твоя бабка до свадьбы родила!
Так все переругались, что драться начали.
Вдруг ветер распахнул окно с уцелевшими стёклами, стало слышно, как заливается перепёлка, рассыпая вокруг золото и серебро, казалось, воздух, окружающий дом, становится на глазах прозрачнее и хрустальнее…
– Ладно уж, возьми овчину, холодно ведь, – накинул один из бродяг свой полушубок на плечи другому.
– У меня табак есть, кому надо? – спросил второй.
Третий вдруг хрипло запел: «Ах ты, ласточка моя, пташка вольная…»
Четвёртый обернулся к соседу: «Говорят, твоя бабка красавицей была, глаза – изумруды, волосы – тучей…»
Тут распахнулась дверь. На пороге стоял юноша, у него была белая кожа, зелёные глаза, каштановые кудри, в руках он держал белый свёрток.
– Что у тебя? – спросили его. – Пасхальное яйцо?
– Или шерсть тонкорунной овцы, белой как снег на вершине Арарата?
– А может, белый творог, поели бы…
– Слиток серебра? Жемчуг?
Юноша покачал головой.
– Не угадали. Меня зовут Арег. Это моя дочка. У её матери пропало молоко. Вот, ищу козу с козлёнком…
– Э-э, где ты сейчас найдёшь козу с козлёнком? – вздохнул один из бродяг. – Здесь ни птицы не слыхать, ни зверя… Всё выжжено войной… Вон, прилетела перепёлка, поёт, мы и радуемся!
Юноша раскрыл покрывало, стала видна девочка. Лицо её было как лепесток розовой вишни. Девочка открыла перламутровые глазки и стала издавать тёплые вибрирующие звуки, похожие на воркование голубя.
Перепёлка за окном засвистела ещё громче.
– Что ж, дитя в доме, надо привести дом в порядок, – сказал один из бродяг и принялся выметать из углов мусор.
Второй поднялся на чердак дома и нашёл там стёкла. Принёс в комнату, стал вставлять в окна.
Третий попытался разжечь огонь в печке, принёс дрова, вынул коробку спичек.
– Эх, была бы у нас мука, испёк бы вам лаваш, – сказал четвёртый бродяга, – я лаваш хорошо пеку!
– А что в этом сундуке? – подошёл юноша к неказистому сундуку в углу комнаты.
– Ничего, один хлам, уже смотрели, – отозвался тот, что разжигал печь.
Юноша поднял крышку сундука, посмотрел, вытащил из него мешок с мукой.
– Мука, – сказал юноша, – можно печь лаваш.
