Силы и престолы. Новая история Средних веков - страница 19

Теперь христианского бога привечали по всей империи, и если поначалу ему не позволяли возобладать над традиционными римскими божествами, вскоре он стал первым среди равных. На смертном одре Константин принял крещение. После него христианином не был только один римский император – Юлиан Отступник, правивший в 361–363 гг. В V в. христианство стало официальной религией империи, а императоры начали серьезнее относиться к его теологическим тонкостям, особенно когда дело касалось преследования еретиков и схизматиков. В свою очередь, христианство пережило первую волну романизации, приобрело явный воинственный оттенок, остановилось на латыни как языке толкования священных текстов, обзавелось сетью епархий-диоцезов (по иронии судьбы название заимствовали из нововведений Диоклетиана, некогда главного гонителя христиан, для удобства управления разделившего империю на светские диоцезы) и тягой к монументальной архитектуре и зрелищным ритуалам и – что, пожалуй, оказалось самым важным – разделилось на восточную и западную ветви, зеркально отразив разлад, определивший характер Римской империи от Константина и далее[62].

Вряд ли кто-то мог предугадать, что Константин, закаленный в боях полководец, станет тем человеком, который откроет для христианства дорогу к великому будущему. Его попытки проповедовать своим придворным, скорее всего, выглядели не слишком естественно и наверняка оставались безответными, а о причинах, побудивших его так внезапно и глубоко уверовать, до сих пор идут споры. Простые римляне еще не один десяток лет сочетали христианскую веру с любовью к старым богам и языческим ритуалам. И все же принятое Константином в начале IV в. решение имело неоспоримое значение. До него христиан преследовали, ненавидели и отправляли на корм диким зверям на аренах. После него христианство превратилось из непопулярного маргинального культа в центральную религию империи. И это было (пожалуй, здесь это слово вполне уместно) настоящее чудо.

«Одно торопится стать, другое перестать», – писал философ-стоик и римский император Марк Аврелий (пр. 161–180)[63][64]. Если бы мы задались целью отыскать особые переломные моменты в истории империи, которой он правил, мы нашли бы множество подходящих вариантов. Одним из таких моментов был изданный в 212 г. эдикт Каракаллы, радикально расширивший гражданские права для жителей провинций. Другим стал кризис III в., когда Рим содрогнулся, раскололся, почти рухнул, а затем обрел новую форму. Третьим – правление Константина, когда Рим принял христианство, а новая столица, Константинополь, передвинула политический центр и само будущее империи с запада на восток Средиземноморья. И четвертым, как мы увидим в следующей главе, стало пришествие в 370 г. в Европу кочевых степных племен, разрушительным образом подействовавшее на римские государственные институты, границы и структуры власти.

Каким образом мы распределим ответственность за падение Римской империи между этими – и не только этими – факторами, не столь важно в контексте нашей истории. Важнее то, что на рубеже V в. переживающая период упадка Римская империя почти тысячу лет оставалась на западе крупной политической, культурной, религиозной и военной силой. Владельцы клада из Хоксне, примерно в это время зарывшие в землю свои сокровища, пользовались неограниченным доступом ко всем благам римского образа жизни: христианская вера, гражданство, городской комфорт, общий язык, власть закона и возможность свободно пользоваться всеми этими преимуществами за счет рабского труда. Такую же жизнь вели многие подобные им от Британии на западе до земель, граничивших с империей Сасанидов на востоке.