– Ты меня бояться? Так не надо… Я тебя любить.
Я немного опешил.
– Это как?
– Как взрослая. Сильно.
На время, потеряв дар речи, я не знал, что ответить и ляпнул первую попавшуюся отговорку:
– Ты мала ещё, а я старый.
Она покачала головой.
– Не так. У нас всё решать баба, а он может быть старый.
Старый муж! Это несуразное высказывание покоробило мои домостроевские принципы и убеждённость в том, что брак должен быть равным. Я, как мог, объяснил девушке, что в моём мире такая разница в возрасте приводит к грустным размышлениям и далеко идущим последствиям, что это против законов природы, и в конце концов против моего понятия об отношениях между мужчиной и женщиной. К концу моей лекции я увидел слёзы в глазах девушки и поспешил её успокоить, сказав, что у неё все будет хорошо, что она ещё встретит своего «баба», который будет любить и заботиться о ней. Услышав это, она откровенно, в голос, разревелась. Я был вынужден подсесть к ней и обняв, стал успокаивать. Через некоторое время Кахайя успокоилась. Она больше не глядела в мою сторону, завела мотор и всю дорогу до деревни не проронила ни слова. Молча мы дошли до моей машины, где я отдал Кахайе оставшиеся деньги, и она ушла не попрощавшись.
Всю дорогу до дома мне приходилось напрягать извилины, чтобы отогнать мысли о девчонке и переключиться на что-нибудь нейтральное, но мысли мои почему-то крутились вокруг этой Кахайи. Ночью мне не спалось, я пил виски и глядел на звёздное небо. Барни тоже проснулся и, не обнаружив меня в кровати, недоумевая, вышел на крыльцо и сел рядом.
Так мы просидели до утра, два одиночества : собака и человек.
Неделя прошла в работе и мелких хлопотах по хозяйству. На самом деле хозяйство требовало серьёзных усилий, потому что находилось в запустении и упадке. Особых забот требовал сад, бассейн и мой дивный газон, который зарос сорняком и давно не видел газонокосилки. Было очевидно, что без помощников тут не обойтись. Я загрузил Барни в машину и отправился по знакомому маршруту. Сухарто был не один. Рядом с ним стоял знакомый орангутанг и светился дружелюбием. По всему было видно, что из денег, заплаченных за прогулку, часть перепала и ему. Старик жаждал быть полезным и конечно не безвозмездно. Поинтересовавшись о моих кулинарных предпочтениях , другими словами что бы я хотел у него отведать, Сухарто предложил мне кофе. Я согласился скорее из-за необходимости присесть на его уютный диванчик в тени веранды, а отнюдь не желая что-нибудь выпить. Однако кофе был великолепен. И в правду, местное население, избалованное индуской и китайской кухней, было повёрнуто на всевозможных рецептах, завезённых в страну эмигрантами. За неторопливой беседой, я поведал старику о своей проблеме, и он согласился мне помочь. Я спросил, когда он сможет приступить к работе. Сухарто подумал, что-то высчитывая в голове и сказал, что придёт ко мне в среду, когда вернётся Кахайя, которая отправилась навестить свою мать. Я понимающе кивнул головой. Хорошая дочь должна почитать своих родителей, но старик, загадочно улыбнувшись, покачал головой.
– Она умерла давно. Кахайя понесла ей новую шляпку.
Очень простыми словами Сухарто рассказал мне, как в его родной деревне, расположенной в горах, хоронят умерших и, указав на почтмейстера, сказал, что тот как раз едет в горы на похороны и может показать весь обряд. Как я понял, усопший был его родственником и принадлежал к богатому роду. Подумав, что мне всё равно нечего делать в городе и, учитывая появившуюся возможность увидеть Кахайю, я согласился. Мы решили воспользоваться моей машиной, потому что ехать куда-либо на общественном транспорте в пределах острова мог себе позволить только любитель давки и духоты или человек имеющий терпение крокодила в засаде у водопоя.
