Читать онлайн Марина Рябова - Синдром раздражённого кишечника

Осенью в шепелявом городе стояла отвратительная погода, особенно октябрь раздражал с его слякотью, жарой и плотными туманами.

Один из таких осенних туманов рухнул на ещё зелёные, но уже сухие деревья. Высокие дома исчезали в небе, и их грязно-жёлтый оттенок всё больше отдавал серым дымом. Тяжёлый и липкий воздух оседал на скомканных людях, спешивших куда-то в понедельник в семь двадцать утра.

Утро было особенно неудачным. Из-за ночного дождя на асфальте расплылись вязкие, смрадные лужи. В них смешались и пыль, падавшая с сутулых плеч мрачных, злых мужчин, возвращавшихся домой с ночных смен на заводе, и плевки, сыпавшийся из ртов школьников-матерщинников, курящих дешёвые сигареты, и мусор, выпавший из усталых рук полумёртвых женщин, гонимый тёплым ветром. Цвет этих луж определяли чёрные воды, стекавшие с мусоровозов, которые никогда не высыхали на асфальте.

Эти лужи никто не пытался обойти. Люди безнадёжно с отвращением глядели на них, но не предпринимали ни одной попытки пройти по бордюру или ещё где-нибудь. И даже красивые бордовые ботинки на толстом чёрном каблуке также ступали на вязкую грязь. Девушка, носившая их, не боялась не только вступить в кучу мерзости, она будто сама считала себя и всё вокруг одной сплошной мерзостью. Вот только она, похожая на однотонную шаль, едва ли со своим красивым лицом могла вызвать у кого-то отвращение.

Прохожие поражались красоте, ходившей по таким простым и смрадным улицам. Вот знаете, все девушки её возраста хорошенькие, но она была лучшей из них, даже сравнивать её с ними нельзя; однако глазки были именно такими серыми, почти прозрачными, таили в себе какую-то страшную тайну или историю. Наверное, из-за таких вот глаз взгляд её всегда был безразличным, практически надменным и почти злым.

Ботинки прикасались к земле бесшумно, будто бы не хотели привлекать к себе внимания, но карминово-красное пальто с бархатным поясом явно говорило об обратном. Яркое, недлинное с короткими рукавами, открывавшими манящие запястья, подчёркивающее полные бёдра и грудь. Девушка шла медленно, тянув за собой маленькую, но тяжёлую чёрную сумку, заполненную учебниками. Взглянув на неё, можно было решить, что она студентка третьего или четвёртого курса – лицо и телосложение принадлежало уже точно зрелой девушке. На самом же деле, окружность фигуры и строгость выражения лица затуманивали глаза прохожих. Ей всего семнадцать лет и в чёрной сумке у неё учебники по физике, алгебре и геометрии, линейка, ручка и сто рублей десятирублёвыми монетами. И мне до сих пор трудно поверить в то, что девушке по имени Виктория Ларина когда-то могло быть семнадцать, а имела она только сто рублей.

Туман не расступался перед прохожими, скорее они просто втягивались в его вязь и тонули в нём. Виктория тоже вступала в него с долей безразличия, как и все здесь. Она шла в школу по долгому пути, ведущему к развилке между гуманитарным университетом и двадцать пятой школой. Был ещё один путь через двор двадцать седьмой школы – прямой, но по утрам там скапливались громко каркающие вороны, которых Виктория избегала. Поэтому она всегда обходила дом и шла по дороге рядом с полем.

В выкрашенной в нежно-розовый цвет школе было ещё совсем тихо. Рекреация пустовала, за вахтой спала угрюмая вахтёрша с грязноватым лицом. Виктория прошла мимо турникета в широкую железную рамку, которая громко пикнула и на её табло сменилась красная цифра. Затем Виктория прошла вглубь тёмного коридора и зашла в светлый кабинет, где сидели её четыре заспанных одноклассника за новыми партами и учительница математики тоже не выспавшаяся и злая.

Остальные ученики подходили со временем в течение нулевого урока. Во всей их однообразной массе самым запоминающимся был Антон Самойлов – высокий, крупный парень с взглядом суровым зелёным ничего не знающим и знающим всё одновременно, который сменялся наивной романтичностью, когда он видел одну девушку. Он пришёл за десять минут до звонка, вроде извинился и сел к однокласснице тонкой и маленькой, особенно на его фоне. Это была Татьяна Василькова его девушка и близкая подруга Виктории.

С четырёх лет Татьяна занималась балетом и только танцевать и любила. Но, наверное, обычный человек не разглядел бы в ней девушку, некогда парящую на сцене в облачной пачке. Светло-каштановые волосы, светло-карие глаза, светло-коричневая кожа – всё светлое, простое, тихое, скромное, как и её одежда и взгляд. Всем она казалась неинтересной вне сцены: говорила мало, едва слышно, передвигалась обязательно семеня, ни на кого не смотрела. А на сцене глаз от неё нельзя было оторвать, раскрывалась как бутон розы, и один только взмах её запястья стоил всех жизней наблюдавших за её танцем людей. Не могло быть ей равных в изящных ножках, руках, шее. Каждая молодая балерина завидовала этим данным и более всему тому, как отдавалась Татьяна сцене и музыке, и зрителям, и этим облачным пачкам. Однако сейчас ей никто не завидовал.

Антон ясным взглядом улыбнулся Татьяне, она слабо подняла на него заспанные глаза. И было в той парочке нечто неправильное, не такое как надо. Увидев их, вы бы заподозрили неладное. Она была слишком неприметной, а в нём, хоть он и пытался скрыть в себе грубую яркость своей внешности, все видели что-то опасное и броское, заметное издалека.

Звонок прозвенел на урок русского языка. Здесь Татьяна уже сидела с Викторией за предпоследней партой. Девушки обсуждали день рождения их общей подруги, которая до десятого класса училась вместе с ними. Сегодня они должны были пойти в ресторан “Веранда”, расположенный в старой части города недалеко от площади Ленина, где все молодые девушки праздновали свои дни рождения.

Их разговор прервала вошедшая в кабинет завуч Валентина Григорьевна, только что вышедшая с больничного из-за сломанной ноги. Высокая строгая женщина с крашенными жёлтыми волосами в театральной манере развела руками и начала вещать:

– Дорогие мои одиннадцатиклассники. Вы все знаете как прошлый одиннадцатый А написал единый государственный экзамен. И вы все знаете, как важно поддерживать репутацию школы. Да? – Голос у неё был неприятным, будто она сорвала его, но пыталась скрыть это. – Так вот мы надеемся, что вы наш единственный выпускной класс не опозорите школу и хорошо подготовитесь к ЕГЭ, чтобы не только не понизить рейтинг школы, но и повысить его. Сегодня принесите мне листок с вашими предметами, и мы помним – мы все сдаём и базовую, и профильную математику. Всем понятно? Вот и замечательно.

Она ушла при всём своём росте бесшумно. Никому из учеников не хотелось повышать рейтинг двадцать пятой школы не только потому, что набрать больше баллов, чем предыдущий класс сложно, но и потому, что руководство школы сильно давило на детей из-за их успеваемости. Вот они и сидели, молча, уныло, заучивая всё, попадавшееся им на глаза.

Виктория сидела, всё ещё смотря на то место, где недавно стояла завуч. А Татьяне расстроенной словами женщины вспомнилось первое сентября, выпавшее на невероятно жаркую субботу.

Субботнее утро под палящим солнцем рассекало закрытые глаза учеников и, насмехаясь над ними, заставляло надевать чёрно-белую форму и натирающую обувь. Только однажды на памяти Татьяны первое сентября было приятным, когда во время линейки стал едва-едва моросить дождь. Тогда все на несколько минут перестали страдать, и даже кто-то заплакал от счастья. Возможно, это и была маленькая Татьяна.

Праздничная линейка закончилась. Старшеклассники выстроились в две линии, через которые проходили первоклассники, а их мамы тянули руки, пахнущие тухлой водой от застоявшихся цветов, и снимали своих детей на телефоны и фотоаппараты. Одно из таких устройств закрыло половину лица Татьяны, но она всё равно смогла увидеть первоклассников. Никому не удалось посчитать, сколько новых классов добавилось в этом году. Часто называли цифру шесть, но все уверяли друг друга, что их гораздо больше ведь шесть было в прошлом году. Татьяна отчётливо знала – в городе не было бума на рождаемость и школ в городе хватало и не хотела верить в то, что родители сами ведут своих детей в эту школу наслушавшись рассказов про невообразимые результаты ЕГЭ.

Это было основным критерием при выборе школы. Все надеялись, что, сдав хорошо единый государственный экзамен, дети смогут выбраться из города, стоявшего на равнине и кем-то стать. Или хотя бы сбежать из серости хотя бы ненадолго. А в школе номер двадцать пять все выпускники сдавали экзамены очень хорошо. Все предметы пестрили высокими баллами, которыми любила прихвастнуть директор школы. Роза Григорьевна – депутат шепелявого города, хотя и любила говорить о том, где учатся и кем стали её выпускники, не прикладывала к их достижениям никаких усилий. Ей в действительности было непонятно, почему дела у школы идут так хорошо, и она просто наслаждалась происходящим.

Люди в свою очередь любили Розу Григорьевну. Под людьми можно подразумевать только родителей учащихся. Они видели её редко, но знали, что директор – депутат и точно заботится о школе, что у школы есть турникет и железная рамка, которая считает детей, а это точно признак престижности. И дети никогда не говорили о ней ничего плохого, так как не знали, что про неё говорить. Зато всем не нравились завучи, из-за которых школа и считалось хорошей. Именно они давили на учеников и заставляли хорошо учиться.

Татьяна уже хотела подумать о том, как сильно её мучают мысли об учёбе, но звонок позволил ей остановиться. Она посмотрела на Викторию, которая до сих пор вглядывалась в место, где недавно стояла завуч, точно видя там призрака. Ей в такие моменты то ли меланхолии, то ли безумства своей подруги становилось немного неуютно.

– Ты уже решила, в чём пойдёшь? – спрашивала Татьяна, надеясь с первой попытки услышать ответ.

– Что-нибудь найду, – ответила Виктория, заметив, что под глазами Татьяны серо-чёрной полоской размазалась не тушь, а её жизнь переполненная репетиторами, учебниками, заданиями, цифрами. – Ты спишь вообще? – Грубо построенная фраза слышалась заботливо. – Не ходи на нулевые. Всё равно ты уже прошла эти темы. – Татьяна опустила голову и, кажется, заснула с открытыми глазами, а Виктория вздохнула.

И знаете, голос её тоже был невероятным, как будто кто-то выводил формулу по физике, такой же сложный и медленный, но иногда совсем не спокойный, волнующий и, может даже, дерзкий. Голос, которому можно не поверить, если быть недостаточно образованным, как и теории относительности.

К концу учебного дня жаркий ветер унёс туман, выглянуло язвительное солнце, разжижая и людей, и измученные листья деревьев. Виктория шла через двадцать седьмую школу – в это время ворон уже нигде не было. Но в коробке жёлтых высоких домов появлялось самое худшее. В тёплой вони мусоровозов, во всей этой неприятной липкости из стороны в сторону моталось серое пятно, мутившее пространство за собой. Мошки голодной стаей всегда набрасывались на Викторию, стоило ей только приблизиться к дому. Ничто не бесит также как они: мелкие, мерзкие, скользкие, пытливые до плоти человеческой. Они застревали в волосах, в носу, иногда попадали в глаза, а рот открывать при них – гиблое дело.