– Еще чуть-чуть, и я начну убивать, – грустным голосом сказала Кира, листая правки.
– Сделай одолжение, пожалуйста, – я улыбнулась. – Там на втором этаже поворачиваешь направо, до упора, на табличке написано "Людов".
– А, Людоедик? Ну, тогда все понятно.
Теперь мы уже и вдвоем не спали ночью. Сидели на кухне Лены и правили сцены с императором. "Ох, Толик", – думала я. – "Взять бы тебя сюда, ты бы увидел, как снимают кино". Раскадровки тоже не пришлись ко двору. Я отдала вечером Лене пять копий сценариев для отправки актерам, и побежала с ватманами к Гоше. Он жил на набережной Ангары, в маленькой, но милой квартирке на втором этаже. Я свистнула два раза, это был наш знак. Еще в университете я привыкла приходить под окна к другу и свистеть. В подъезде работал противный старый консьерж, который никогда меня не впускал. Георгий должен был сам спуститься за мной. Он выглянул с лоджии:
– Шо? Опять? – спросил ассистент, пародируя голос великого актера Папанова.
Я развела руками. В квартире пахло блинами. Я разулась и понесла раскадровки в комнату.
– Кушать будешь? – спросил Гоша.
– Надо скорее закончить…
– Полина, ты голодная.
– Нет.
– Я знаю тебя. Ты прибежала, как только получила листы, – друг потащил меня на кухню. – Петр Алексеевич не будет плакать, если ты сначала поешь.
Надо мной уже все друзья смеялись, заявляя, что меня в мужчинах привлекает только умение готовить. Подтрунивал и Гоша. Поэтому я и не хотела принимать его предложение. Хотя с другой стороны, от блинов может отказаться только бессердечный человек. За раскадровкой мы не заметили, как настала полночь.
– Уже поздно, – проговорил серьезно друг. – Останься.
– Ладно, – ответила я, не чуя подвох.
Он постелил мне на своей кровати, сам ушел на кухню. Я лежала без сна час точно, пока не зашел Гоша. Он крался, боясь меня разбудить, и аккуратно, как ниндзя на задании, лег с краю.
– Что, на диване не удобно? – мой голос в ночи прозвучал, как выстрел.
Гоша свалился с кровати.
– Ты чего так пугаешь? – злобно спросил он.
– Ты говорил, что хорошо меня знаешь. Однако не подозреваешь, что я плохо засыпаю.
– Вот теперь и эта деталь мне известна, – он сел рядом и положил свою горячую ладонь на мою руку.
Только в этот момент я заметила, что у него длинные пальцы.
– Полина… – прошептал он.
Я подняла глаза, Гоша тянулся ко мне губами.
– Нет, подожди! – я отползла к стене и закрылась одеялом до подбородка. – Ты что делаешь?
Георгий молча смотрел на меня. Свет от фонарей проникал сквозь колыхающуюся занавесь. Он выхватывал из полумрака глаза друга, словно работал осветитель над крупным планом героя.
– Я сам не знаю, что творю, – тихо ответил ассистент, отвернувшись. – Прости.
Он ушел на кухню, а я не могла уснуть до самого утра, вспоминая жар его руки, огонь его карих глаз.
Пока мы бились с Росцензурой за раскадровку, приехал первый кандидат на роль Карла Двенадцатого. Это был норвежец Паулус Олафссон. Нам дали только список, фотографий не было. Поэтому я сначала встала посреди вестибюля, вытаращив глаза на высокого и харизматичного мужчину.
– Да уж, дела, – присвистнул Гоша. – Он будет повыше даже нашего императора Яшки. Незадача.
– Ну, всегда можно выкопать ямку, – задумчиво проговорила я.
– Очень мило с вашей стороны приехать так рано, – заухмылялся ассистент, здороваясь с норвежцем за руку. – Сразу видно, вы хотите роль, но надо пройти кастинг. Поля, он, кажется, не понимает ничего. Вы знаете русский язык?
