Сирена морских глубин - страница 22

Суволь рассмеялся:

– Я не слишком суеверен.

Чунчжа принужденно улыбнулась:

– Глупая я, да?

И все же она не могла унять дрожь. Не облако ли только что наползло на солнце?

Когда они связывали охапки папоротника, на девушку навалилось уныние. Даже когда Суволь взял ее за руку, она не сумела избавиться от мрачного предчувствия.

– Ты когда-нибудь задумывалась, какой жизнью хотела бы жить?

Суволь выпустил руку Чунчжи, чтобы потыкать посохом в заросли. От этого беспокойство девушки усилилось, и когда он снова взял ее за руку, она стиснула его ладонь и улыбнулась:

– Не совсем понимаю, что ты имеешь в виду.

Странный вопрос Суволя озадачил Чунчжу. Жить – значит выживать и выполнять свой долг, зарабатывать на пропитание и заботиться о своей семье. Она всегда делала то, что надо делать. Трудилась под водой, трудилась по дому, трудилась в полях, трудилась в школе… Мама говорит, что для женщины на Чеджудо жить – значит трудиться.

– Я имею в виду, хочешь ли ты быть хэнё, как твои мать и бабушка? Или не против заняться чем-то другим и прожить совершенно иную жизнь?

Эти вопросы поразили Чунчжу. Неужели Суволь полагает, что у нее есть выбор? Не желая показаться недалекой, девушка тщательно подбирала слова:

– Мама говорит, что в следующей жизни не хочет родиться хэнё. Пожалуй, я тоже.

– Я спрашиваю тебя об этой жизни, а не о следующей.

Чунчжа пожала плечами.

– В этой жизни я – хэнё, – сказала она.

Сувол, невольно зашагав размашистее, произнес:

– Семья моего отца всегда жила на горе. Никто из нас ни разу не покидал Корею. Я хочу быть первым. Я хочу поехать в Америку.

А отчего не улететь на сороке на луну?

– Почему именно в Америку?

Суволь остановился.

– Тебе известно, что в Америке людям не нужно носить или накачивать воду? Они всего лишь поворачивают металлическую ручку – и вода течет прямо к ним в дом.

Чунчжа попыталась представить себе подобное устройство, но не смогла уяснить, как оно работает, не затопляя дом.

– Клянусь, это правда. И это еще не самое удивительное: они пользуются фарфоровыми ночными горшками, подсоединенными к трубам. Закончив свои дела, дергают за ручку, и всё смывается.

– Куда?

– Я решил, что, может быть, в свинарник, – пожал плечами Суволь. – Но ясно, что нечистоты утекают куда-то очень далеко.

– Тогда что же едят их свиньи?

– В Америке так много еды, что свиней, очевидно, кормят кукурузой.

– Я тебе не верю.

Суволь вздохнул.

– Вообще-то, я завел этот разговор не для того, чтобы обсудить, чтó едят свиньи, – сказал он, – а чтобы узнать твое мнение. Ты считаешь меня сумасшедшим? Или тебе тоже хотелось бы поехать в такое место, как Америка?

Он что, предлагает ей присоединиться к нему? Чунчжа не осмеливалась в это поверить.

– И что ты будешь там делать?

– Я мечтаю изучать английский язык в одном из тамошних университетов. Это самое главное.

– Откуда у тебя так много сведений об Америке?

– Помнишь миссионеров, которые приезжали на Чеджудо?

Как же это забыть? Японские военные подняли из-за чужеземцев шум, точно у них было какое-то право возмущаться. В деревне ходили слухи, будто эти странные люди открыли школу, которую дети могут посещать бесплатно.

– Миссионеры пробыли у нас несколько дней, – продолжил Суволь. – Отец позволил мне слушать их рассказы. Они много говорили. Особенно о своем боге.

Чунчжа тоже слышала об их боге. Вся соседняя деревня целиком обратилась в христианство, примкнув к божеству, которое изгнало японцев. Их священник часто посещал деревню Чунчжи, пытаясь убедить людей, что христианский бог могущественнее всех богов Кореи, вместе взятых.