Если вернуться к исходным вопросам, то природные инстинкты как законы природы являются методологическим принципом для эстетики и этики не в большей степени, чем для логики. Тем не менее, потребность в законе возникает для всех трех основных направлений культуры. Он возникает под методическим выражением основы, принципа, познания, которое, сохраняя резкую чистоту различий, тем не менее способно обозначить общность корня или источника, общность происхождения. Мы отнесли мышление к познанию, чтобы отличить его от воображения и от концепции. Методическая цель руководила этим различением. Но это не было мнением, что только математическое мышление следует понимать как мышление.
Мышление также с полным основанием относится к морали и искусству. Как в морали, так и в искусстве существуют правила и предписания, имеющие характер законов. Если эта репутация не является пустым притворством, то эти правила должны быть прослеживаемы к основаниям, которые можно отличить от оснований математического естествознания, но которые, тем не менее, должны утверждать методическую ценность оснований. И если эти правила морали и искусства должны быть связаны со знанием аналогичных оснований, то мысль также должна ссылаться на них. Ведь задача мышления – создавать основания. Поэтому логика должна быть связана с этикой и эстетикой.
Здесь может возникнуть возражение, что психология, которая может оставаться в отрыве от логики математического естествознания, должна занять место этой связи между логикой и гуманитарными науками, включая искусство. Можно подумать, что она полезна и достаточна для логики гуманитарных наук. И подобно тому, как мы наполнили психологию новым содержанием, можно было бы, оставив в стороне математическое естествознание, считать обоснование этого отношения вполне обоснованным и признанным. Но при этом, совершенно отстранившись от математического естествознания, можно было бы упустить главное.
Когда мы рассматриваем здесь применение логики к гуманитарным наукам, то ни в коем случае не считаем, что логика должна создавать по содержанию те определения и правила, которые там могут преобладать; но только методически она должна подготовить и подготовить расположение тех оснований, которые будут востребованы. Только эта методическая предрасположенность предполагается по отношению к логике. Если, с другой стороны, психология ставится перед гуманитарными науками в качестве ведущей дисциплины, то смысл заключается в том, что психология должна также объяснять и представлять в содержании данные нормы морали. Таким образом, независимость этики и эстетики теряется для психологии. А следствием этого будет то, что понятие закона в этике и полностью в эстетике станет ничтожным и напрасным. Ведь насколько психология способна вырабатывать законы мышления, настолько же мало она может гарантировать законы для морали и искусства.
Теперь мы ясно видим, в каком чисто методологическом смысле здесь требуется применение логики к гуманитарным наукам. До гуманитарных наук, однако, есть естественное требование со стороны естествознания. Одновременно с математическим естествознанием в Древней Греции возникло описательное естествознание, и Аристотель, упустивший методологию математики, разработал биологию. В этой области предпочтение отдается своеобразию мышления, предпочтение, можно сказать, перерастающее в самоценность. Мы только что упомянули о выражении, которым, особенно в математическом естествознании, обозначаются детерминации и закономерности, о выражении законов, которое, однако, является общеупотребительным. Мы опирались в своих рассуждениях, которые с самого начала были направлены на проблему закона, на термин познания, избегая этого выражения. Однако мы увидели, как познание развивается через этот термин.
