На следующий день Хуа Айминь вновь привела лису в учебную комнату. Усадив девушку за стол, она протянула уже знакомые дощечки. Учёба, ненавистная учёба, от которой у Мэйли сводило зубы.
Даже прошедшая ночь не смогла до конца примирить её с новым положением дел, ведь изменения оказались слишком сильными. Спугнутый сон тогда так и не вернулся, поэтому несчастная девушка провела все эти долгие часы, исследуя своё новое тело. Ощущения отличались, как и зрение со слухом. Она стала видеть гораздо больше цветов и оттенков, мир превратился в прекрасную картину. Звуки же притупились, хоть и не настолько, чтобы не различать чужие шаги за стеной её личной комнаты её личной комнаты. Повезло, что учительница позволила взять с кухни немного еды, — ночью проснулся дикий всепоглощающий голод. Мэйли никогда прежде не ощущала ничего подобного, словно её внутренности пожирали сами себя.
Задумавшись, лиса не заметила, как слишком сильно выпала из реальности. В чувства её привёл очередной удар по голове, причём Хуа Айминь явно не жалела сил. Боль вспыхнула одновременно со щелчком дощечек, звонко ударившихся друг об друга. Вскрикнув, Мэйли схватилась за голову, предусмотрительно отодвигаясь от злой наставницы. Та уже занесла руку для нового удара, однако хмыкнула и опустила её. Осторожно положив дощечки на стол, она отошла к своему столу, поставленному напротив Мэйли. Там виднелись лежащие горкой скрученные свитки, ожидающие своего часа. Хуа Айминь грациозно села, подогнув под себя ноги, её взгляд прилип к постанывающей девушке.
— Может, прекратишь? — устало спросила наставница, ей явно надоело слушать стенания лисы. — Я не так сильно ударила, как хотела.
— Больно, — утирая слёзы, простонала Мэйли. Из её глаз так и норовили упасть новые капли, полные обиды. — Я ведь всего на мгновенье задумалась, а вы сразу бить, наставница.
— Иногда мгновенье стоит целой жизни, — нравоучительно протянула Хуа Айминь и вздохнула. — Ты слишком юна, чтобы осознавать это.
— Мне целых пятьсот восемнадцать лет, — буркнула Мэйли, возвращаясь на место и складывая руки на столе. Немного подумав, она прошептала, глядя на свои ладони: — Только вот хвостов меня Повелитель лишил.
— Ничего, как они ушли, так и вернутся, — отмахнулась Хуа Айминь. — Итак, сегодня мы начнём изучать иероглифы. Люди используют их для письма и чтения, а каллиграфия является неотделимой частью их воспитания. Запомни, ты должна идеально владеть кистью, дабы поразить человеческого мужчину.
— Кистью? Это вот эта палочка с шерстью на конце? — с любопытством спросила Мэйли, беря кисточку в руки. Она покрутила её, рассматривая резной узор на костяной ручке.
— Именно. Люди считают, что кисть соединяет их с небом, и готовы платить за них золотом, — начала урок Хуа Айминь, показывая разные виды кистей. — Они бывают самых разных форм и пишут по-разному, особенно в неумелых руках. Смотри, так пишется твоё имя: «Сюй» означает «спокойный», а «Мэйли» — «прекрасная слива». Запомни, даже одна лишняя чёрточка или пятнышко способны полностью изменить смысл слов.
— Хм, я запомню, — внимательно всматриваясь в неизвестные рисунки, которые вывела на листе бумаги наставница, произнесла Мэйли.
Она пока не до конца понимала, как эти чёрточки и точки могут означать чьи-то имена и слова. Слова ведь просто звуки, а тут выясняется, что они имеют ещё и форму. Как это возможно? Почему люди настолько забивают головы подобным, что ещё и оценивают других по красоте этих странных чёрточек? Странные они, хуже только небожители. Мэйли попыталась повторить рисунок, показанный Хуа Айминь, но у неё ничего не получилось. Кисть выпадала из дрожащих пальцев, тушь капала на бумагу, оставляя некрасивые кляксы. А первые линии были слишком толстыми, настолько, что почти сливались в сплошное пятно. Ничего не получалось, но лиса не теряла надежды. Она пачкала листы, которые подавала тяжело вздыхающая наставница, вновь и вновь писала собственное имя.
