Сказания о недосказанном - страница 70



Аплодировали и тогда и сейчас. Я пришёл в полное спокойствие и, и сказал ещё раз, что она мелодия или есть или её нет.

Сидевшие сыпанули аплодисменты…

… А он, непрошеный искусствоед, критик, чуть согнулся и, сидя врезал ещё пива. Прямо с горлышка.

Все улыбались.

Потом, выдал и голубку и грузинскую сулико, да и просто плясовую с переборами и дробью для плясок. Некоторые сидящие, вставали и аплодировали. А тот, слюнявый сидел тихо и молчал, потом похлопал немного ладушки, как малыш, и показал большой палец. Дескать, давай. Видимо распробовал и пиво и наше старание и умение.

А…

Сама хозяйка этого дворца сводников, и сватов на общественных началах, ходила по этим двум рядам и держала глубокую мисочку керамики Николая. Звенели, монетки, тогда были ещё марки, а не еврики. Подошла ко мне, рядом Никола, она поставила тарелочку с горкой монет, приподнесла стопку с водкой.

Никола сказал, что – бы не ломался. Я поднял и, залпом рванул на радостях за успех. Потом подставил карман, и, Никола всю эту горку монет высыпал в мой огромный карман.

Расставались мы более чем тепло. Она, хозяйка приглашала на русском наречии с трудом. Мы будем рады. Приходите, я дам вам место…..

Вечером. Дома я посчитал. Сумма была равна моей недельной зарплаты у Николы. Но он больше туда меня не возил.

А ребята, коллеги из Выборга, работники наши Выборгские, шутили, смеялись грустно, пытались демонстративно кусать свои локти и говорить с торжеством.

– Ну почему не я, там был.

Рондо Каприччиозо

Арбузятники


… Степь да степь кругом…

Так можно было петь и пели, тогда, в те юные годы, далёкие, но близкие, как и сейчас.

Студент. Каникулы.

Экзамены и зачёты остались там, остались, в стране Абрамцево, где бывали и работали, – Врубель и Васнецов, и Нестеров, а теперь вот они – студенты, и, конечно, чувствовали, считали себя, талантами, великими. Будущее у них есть, в руках и этюдниках, которые купили на денежки, которые пришли, прилетели из самой столицы мира, иначе и не мыслилось -Улан Удэ, другу моему, Булату. Прислали перевод на харч, но очень уж нам хотелось ходить на этюды, как настоящие художники, которые там, в Абрамцево постоянно бродили и писали, смело, уверенно – из Москвы, Питера, да и просто, со всего света.

Мы тоже прибыли со всех концов России – матушки. Тогда, по крайней мере, было так.

Булат, понятно, с Бурятии, и, конечно, самая красивая, самая лучшая для его сердца были – река, Оронгойка, и место Оронгой. Конечно река это слишком громко, вот Ангара – дочь Байкала, это дааа, это река! А Оронгойку, реку его детства, мы бродили по ней пешком. Холодная, быстрая, и он, Булат умудрялся руками ловить рыбу там, дома, где мы умудрились быть у них в гостях, сдали экзамены, за четвёртый курс, получили направление в Тобольск, на практику в костерезную артель и потом рванули в Бурятию…

Ох, и путешествие. Ух, и практика, ах и мастера!

– Аванес, так просто звали, и ласково дразнили, Аванесяна Вовку, Аванес и всё тут. Потом ещё был Федя из самого Тобольска. Сибиряк. Красавец. Прекрасный баянист. Иногда мы его звали – величали Феофан. Почти Феофан Грек. От него, Феди, мы услышали и почти поняли, что такое Полёт шмеля, 24 каприс Паганини, и, уж, конечно, рондо капричиозо Сен Санса.

И вот теперь, всё это время, между студенческими днями, и взрослой порой – после семидесяти годочков, говорим спасибо Федя!

Я тоже играл, не такие сложные вещи, как Федя, но потом, спустя каких – то пятьдесят годков,… удивлялись и за бугром, русской гармошке и аккордеону, когда в Финляндии показывали мастер – класс.…