– Ясно, да? А, этому любовь подавай. Тогда было не так, сначала на танцы. И то только, когда танго, хоть прижмёшься, а так нее.
– Хрен два. Да?
– Гы, гы – ласково проржал Серёга, челночник. Ну, это ты брось, что они не хотели?
– Девки?
– Хотели, но хотели любви.
– Сейчас, не так говорят.
– Любовью занимаются, а тогда это называлось не так,– проституцией.
– А мы тогда любили. Страдали. Ждали, пели песни.
– Так что, этого самого у вас, скажешь и не бывало?
– Не трави!
– Не мешай.
– Опять придумываешь?! Изобретатель.
– Но были и небылицы. Почти.
… – Ну вот.
Слушай.
Общежитие, сидит вахтёр. Первый этаж. Девку затащили в комнату через окно.
– Вооот, вот молодец. Это уже по – нашему. А говоришь, страдали, стихи, танцы, танго невинных, не видели не знали, с чего начинали… и поцелуев…не пробовали…давай дед. Давай!
– Во, смотри, и метель унимается, и ей понравились, твои сказки…
– Слушай, не перебивай.
– Ну, сидели, выпивали, закусывали. Потом погасили свет и затихли.
– Один уже носом в стол, другой в туалет убежал, туалет был правда на улице, а он пил только пиво. А этот Васька, скорее в свою кровать.
– Она,
– Не, нет, не дам, кричать буду, а там через две комнаты вахтёрша.
– Тишина. Полный штиль.
– Села на кровати. Ноги свесила, уходить.
– Долго маялся, мучился…
– Уломал, уложил, умучил.
– Одолел.
– Тот, который носом в стол уже спал, а этот сцыкун, второй, тихо, тихо подошёл и толкает счастливчика, а ему кулак под нос,– сиди рядом.
– Ждёт, исходит соком жизни, страдает. А, счастливчик сопит, старается.
– Второй добрался до малины, и стал толкать и щуметь…
Скрипит сетка панцирной кровати, щёлкает, как у броненосца Африканского.
– Поменялись местами, сполз бедный и упал. Умаялся.
– Ну, а она как!
– Дед ну давай. Проснулся, а, бедолага?!
– Тот уж думал конец.
– Придёт конец, заплачет стервец, охальник.
– Погодь, погодь. Слёз не нада…
– Давай дед. Тебе нужно огоньки, вечера проводить для старпёров. Глядишь, оживут в домах престарелых даже прадеды, вернёшь им молодость, как говорят учёные…Психотерапия…
– Проснулся третий. Сходил на улицу. Удобства. Далековато.
– И хлоп глазами, а она встала и легла дурёха. Может просто коллекционер, по количеству, считала приём штучный, легла на его кровать, третьего, лежит голенькая, – красота. А он, не открывая своих глаз, лёг на свою. Цап, цап руками – попа, цап, цап, – груди. Хорошие, нежные, женские.
– А, она спит.
– Не долго думал, хоть и не проснулся до конца. Но сообразил, что нужно делать в таких случаях. А вот и она проснулась. Поняла, что он, опять взлетел в небеса. Докумекала, теперь уже ничего не надо делать. Сопротивляться, или выдавать себя за недотрогу. Это он, Васька. Ах, ух, таак это может делать только он! Ну, парень, ну мужчина. Судосборщик настоящий, соединяет намертво заклёпки на корпус, на корме, боевого корабля,– кронштейн гребного винта, а потом заглаживает фетровым кругом, чтоб было гладеньким, мягоньким, блестело. Ну и хорош самец. Конь. Жеребец! Конь осеменитель. Порода. А не щупловатый,– конопатый, гладит бабушку лопатой…– пацан, в штанах клёш. Где такого ещё найдёшь. Вон, какое у него боевое устройство.
Вот уже и рассвет, а он как будто первый раз, первый заход выводит на пашню молодого коня с плугом. Вот умница и он и его инструмент. Говорят, только у хряка бывает такой со штопором, подумала она не тем местом, которое называется голова…
