В отделе зашуршали, запищали, но денег хватило только на мальчиков – «хлопчикам больше надо, у них семьи, а у вас, девочки, мужья есть». Мужья – есть. Леся брела домой в обход магазинов, еще не стемнело, и ракета возле Музея Космонавтики целилась в сиреневое небо, отсвечивая гладким боком.
Бусы Леся засунула на самое дно сумки, подальше, они еле слышно погромыхивали при движении – камни терлись друг от друга, будто подхваченные легкой волной.
…вот бы подарок. Приятную мелочь, как пишут на сайтах, порадуйте любимую, подарите ей праздник! Кольцо с изумрудом или серьги с агатом или – бусы, тяжелые, словно набранные из спелой алычи. Гладкие камни – один к одному. Приподнять волосы, и сзади на шею лягут, застегивая, шершавые руки, скользнут по плечам – тебе, люба моя, тебе, кохана, сонечко мое ясное, так подходит к глазам, ты посмотри, ты – царица у меня, другой нет и не будет. Я бы жизнь за тебя отдал, милая, я бы горы свернул. И рассмеяться в ответ: ну так иди, сверни, великан-богатырь, прям можешь с пня посреди двора начать, торчит гнилым зубом, перед суседями соромно! И когда развернет, когда стиснет в объятьях – зажмуриться. Усы у него щекотной щеткой, в нос лезут, вот-вот чихнешь, и грудям тесно – так прижал, всю расплющил, в себя вобрать хочет. Пахнет от него солоно, крепко, и запрокинуть голову, и дыхание перехватывает, и горло сдавливает, и слезы вот-вот брызнут, и нет такой силы, чтобы оторвать, чтобы разлепить, чтобы – поодиночке.
Леся стояла перед дверью подъезда. Заходилась, вопила дворовая кошка на спинке скамейки – даааай, дааааааа!
– Нет у меня ничего, – пожаловалась Леся, – нет еды.
В кулаке она сжимала янтарные бусы.
Сверху упал окурок, рассыпался искрами под ногами.
– Леська, ты домой вообще идешь? Чего встала?
Это Юра курил на балконе.
***
На трамвае было, конечно, дорого, трешка, но Леся опаздывала на работу – Юра с утра шуровал в холодильнике, гремел, выдвигая пустые ящики, потом совал телефон: позвони моей маме, почему тебе не заплатили, хоть своей позвони, у нее хозяйство. Леся ушла в комнату, перед дряхлым, на тумбочку взгроможденным прямоугольным зеркалом надела вчерашние бусы.
…кольцо обручальное опять в ломбард придется нести…
– Это что это ты нацепила? – буркнул Юра.
Отражался его волосатый живот и кривые, слишком худые ноги.
– Это откуда это у тебя, а?
– Подарили, – с вызовом бросила Леся. – Понял? По-да-ри-ли.
Выскочила, пальто натянула уже на лестнице, шарф кое-как намотала. Пешком дольше, чем трамваем. Но – трешка.
– Перебьется, – сказала Леся дворовой кошке и почесала ее подбородок. – Похудеет. Пусть сам звонит своей маме. Может мне кто-нибудь что-нибудь подарить, а? Ну вот хоть бусы. Хотя бы сама себе.
Дотряслась до поворота и побежала вдоль трамвайных рельс чуть назад – полквартала в обратную сторону, потом – повернуть. К девяти уже открывались магазинчики: зерно на развес для скотины и птицы, трусы и колготы, парфюмерия и бытовая химия.
В сплошном их ряду слева мелькнул разрыв, и Леся остановилась.
«Барахолочка» – значилось над аркой, ведущей в просторный внутренний дворик. Раньше Леся такого не замечала.
Там, по колено в тумане, застыли цаплями старики и старухи, обросшие пьяницы и опустившиеся, сгорбившиеся женщины в сером. Леся посмотрела на часы: через три минуты надо быть на работе. Леся посмотрела на вывеску. Нет, точно, раньше ее не было. Леся посмотрела на туман, закрывающий асфальт. На трамвайных путях и на улице этого серого плотного облака нет, а здесь – будто разлили, будто установка специальная работает, как на концертах.
