– Я ещё не говорил им, только Дельфине. Их не было, когда я проснулся, и я услышу, думаю, слова похлеще, чем ты. Отец точно этого так не оставит. И Фина ужасно расстроилась – видел бы ты эти глаза, всё сердце разрывалось. А ещё я отнёс Генри заявление об уходе и вещи собрал, так что я тоже отступать не собираюсь. Останется отнести документы в университет, сдать книги и поставить подпись под бумагами, которые даст нам Сидмон.
– Если только тебя не привяжут к кровати, – Ридли протянул мне бутылку. – Но уж тут-то можешь на меня положиться, я тебя вызволю. В благодарность за то, что говоришь всё же «нам», а не «мне».
Мы ещё час или два слонялись по полю, так и не найдя земляники, которой, говоря начистоту, было ещё рано появляться, и много говорили о планах, о войне, о жизни, и просто шутили. Я уговорил Ридли вернуться сегодня домой, и на душе от этого у меня заметно полегчало. Риорделл навёл меня на мысль, что было бы и впрямь неплохо увезти семью на острова или отправить их в другую часть континента, чтобы они были в безопасности. Но это совсем недёшево, и тех денег, что я отдал Фине, едва хватило бы на то, чтобы снять на несколько месяцев пару тесных комнаток в самом захудалом городишке самого маленького острова, Эйри, а нашу часть дома так быстро никто не купит, особенно в преддверии войны. Обдумывая, как лучше поступить с родными, сам я вернулся домой только к позднему вечеру.
Когда я вошёл, в столовой стояла мёртвая тишина, и только часы, звук которых я привык не замечать, надрывно тикали на стене. Бледная мать сидела за столом, сцепив руки так, чтобы они не выдавали её беспокойства, но плечи её всё равно коротко вздрагивали. Закатное солнце освещало её со спины и погружало всю её фигуру в тень. Отец, сидевший рядом с ней, молча поднял на меня хмурый взгляд, как только я переступил порог. Дельфина вскочила с кресла и, подбежав ко мне, сжала мои руки, виновато уставившись в пол. Напряжённо сжатые губы отца разомкнулись.
– Дельфина, выйди ненадолго, пожалуйста. Нам с твоим братом нужно серьёзно поговорить.
Пристыженно подняв на меня глаза, Фина одними губами прошептала «Прости, Тео», но всё же подчинилась отцу и спешно покинула комнату. Стоило двери на втором этаже захлопнуться, как отец заговорил снова, чётким отточенным движением показывая, какое именно место за столом мне следовало занять.
– Итак, сын, я вижу, ты стал взрослым мужчиной и принимаешь решения, как взрослый мужчина.
Его спокойный железный голос с самого детства пугал меня, пробирая до дрожи. Он почти никогда не повышал на меня тон, но этот металлический холод в его ровном голосе выворачивал меня наизнанку, стоило мне только заслышать его. Стараясь держать лицо и поглубже запрятать того напуганного маленького мальчика, который просыпался во мне всякий раз, когда я слышал этот «врачебный тон» отца, я послушно сел напротив родителей. Передо мной на столе лежали моя повестка и помятая призывная листовка, которую я, по всей видимости, забыл убрать в рюкзак и так опрометчиво оставил на кухне, пока мы с Финой укладывали вещи. Должно быть, она извинялась, потому что мать с отцом устроили ей допрос, и, хотя Дельфина меня, очевидно, выдала, я не винил её – в любом другом случае она скорее проглотила бы язык и стояла за меня горой, как и я за неё. Но сейчас она не стала противиться давлению родителей и поступила так, как считала правильным, и желание уберечь меня от угрозы жизни нельзя было назвать предательством. От этих мыслей и нахлынувшей тревоги с ответом я нашёлся не сразу, и отец продолжил:
