На третий день я совершил очередную вылазку наружу, найдя новый выход из пещер. Спокойствие тихого безветренного дня нарушал только скрип снега под подошвами сапог. Температура, по моим ощущениям, переваливала за -40 градусов18, но я практически не чувствовал холода, пока двигался. Я шёл по узкому перешейку вдоль обрыва, после пересечения которого планировал сделать остановку и осмотреться с высоты, как вдруг навстречу мне вынырнул из-за поворота буревестник19. Смуглый, крепкий и невысокий, с выпученными глазами, в белоснежной форме с маленькой едва заметной тёмно-серой птицей на нагрудном кармане – точно буревестник, хоть и совсем ещё мальчишка. Мы сцепились взглядами на долю секунды и оба напряжённо застыли. Выигрывая время, он выхватил из сапога нож и стремглав бросился с ним на меня. Я хотел задержать его руку и обезоружить, но вместо этого рефлекторно пригнулся и резко оттолкнул от себя мальчишку, повалившись на спину. Попятившись, он споткнулся о мою ногу и с коротким воплем сорвался вниз с узкой тропы. Наши взгляды вновь на мгновение встретились, и, если правда, что перед смертью перед глазами мелькает вся жизнь, то не я должен был стать последним, что они запечатлеют. Мне хотелось, чтобы это было не так, но невозможно выжить, упав с такой высоты на скалы. А ведь он был немногим младше меня.
Несколько секунд я переводил дух и успокаивал тяжело бьющееся сердце. Считанные мгновения, казалось, превратились в бесконечность – словно пропасть смаковала все минуты, непрожитые юным буревестником, и пыталась вместить этот непомерно долгий срок в десяток крошечных вдохов. Опасливо глядя вниз на бездыханный труп человека, чья жизнь только что оборвалась из-за роковой случайности, я с ужасом осознал, что только что раскрыл себя. Встревоженные возгласы и топот в одну секунду достигли моих ушей. Я опрометью, почти не разбирая дороги, бросился вперёд, обратно к пещерам, от которых ушёл в этот раз неосмотрительно далеко. Нужно было спасать свою никчёмную жизнь, пока ещё можно было это сделать, но во мне нарастал страх, что сейчас уже поздно. Издалека донеслась чья-то хриплая команда: «Поймать его!» Единственный шанс – сбросить погоню, запутав преследователей в лабиринте пещер, из которого на тот момент мне было известно несколько выходов, и молиться, чтобы эти выходы не были известны им. А по дороге, при возможности, попытаться забрать мой рюкзак.
Мимо меня просвистела пуля. Сглотнув и в единый момент вспомнив про себя все известные ругательства, я метнулся за угол, когда услышал ещё один выстрел. Кто-то раздражённо закричал, и выстрелы прекратились, но погоня только набирала обороты. Я так просто не сдамся – уж если мина меня не взяла, не взять меня и какой-то пуле, морна с два! Подъём становился всё круче, и я буксовал, соскальзывая по осыпи и тщетно стараясь удержаться на склоне, цепляясь за выпирающие камни, как лисица, упавшая в воду и гребущая против течения. Через несколько минут бега голова закружилась, картинка в глазах стала расплываться, а ноги – подкашиваться. Оставалось преодолеть прыжками несколько крутых уступов, когда рука предательски соскользнула с обледеневшего камня и я, коротко вскрикнув, рухнул навзничь, зашипев от пронзительной боли в спине. Подняться мне помогло несколько крепких солдатских рук.
Меня скрутили и доставили в шадхаварский лагерь. Такой же смуглый, как тот мальчишка, черноволосый генерал на тэсцинте распорядился, чтобы у меня отобрали оружие и обувь, а после – допросили. Жёстко, если потребуется.
