тихонько прижмем
да вырвем дуб да с корнем.
Ванька рот разевает,
ничегошеньки не понимает.
А леший сказал – и за дело:
вывернул дуб умело,
над головой раскрутил
да в небеса запустил.
Так в небе дубок и остался,
назад не возвращался.
Иван диву дивится,
глазам его не верится.
А нечисть смеется, кривляется,
знай себе, потешается,
над молодцем насмехается.
И стало Иванушке стыдно
да за себя обидно.
Пригнулся он ниже травинки,
сделался меньше росинки,
на тварей снизу взирает
и чуть не плачет-рыдает.
А леший старейший,
средь тварей мудрейший,
один не смеялся
и строгим остался.
Брови сурово нахмурил
да что-то себе надумал,
а потом как вдруг зарычит,
свирепо как закричит:
– Цыц, мелочь поганая,
тварь неразумная!
Довольно глумиться,
пора остепениться.
А ты, Ванюша,
меня-то послушай,
зазря не гневися,
на тварей не злися.
Хоть мы дикие, темные,
но душой наделенные;
глупые, беспечные,
но не бессердечные.
И вовсе не прочь
горю помочь.
Скажи, не таися,
нас не стыдися.
Где же теперь
этот твой зверь?
Вопрос не лукавый,
путный и здравый.
Но на вопрос на прямой
ответ всегда непростой.
Твари во внимании
затаили дыхание,
рты позакрывали,
хвосты поприжимали.
Лес тишиною наполнился,
Иванушка и опомнился.
Глядит недоверчиво
и молвит уклончиво:
– Кабы давеча вы слово сдержали,
и на смех не поднимали,
и в горе бы мне подсобили,
то доверие к вам заслужили.
Твари на шаг отступили,
очи опустили,
на Ваню не глядят,
только тихо сопят,
грустные, виноватые,
уродцы хвостатые.
А Ванька вздохнул,
на тварей взглянул,
рукою махнул,
жалеть ни о чем не стал
и все как есть рассказал:
про коварство Кощея Бессмертного,
про хищенье подарка заветного,
про страданья-лишения,
про все злоключения,
про камень с напутствиями,
про тропинки с препятствиями,
про ларец, добытый, потерянный,
про хождение к царскому терему
за царевной-невестою
в сторону неизвестную.
Скоро речь говорится,
да нескоро дело вершится.
Твари стоят удрученные,
на Ваню глядят обреченные.
Ванина история
всех их расстроила.
А леший не растерялся
и первым отозвался,
бедою проникся,
словом откликнулся:
– Да, дело мудреное,
опасное, темное.
Плохи шутки с Кощеем,
ему перечить не смеем.
Кощеевы нападки,
известно, несладки.
И нам стал Кощей докучать,
в лес набеги свои совершать.
Много тварей пропало,
где нога Кощея ступала.
С нами он больно груб,
на нас точит зуб.
А сколько злодей
замучил людей,
сколько душ загубил,
сколько голов положил
из ближних царств,
из дальних государств?
Всех одолел,
а сам уцелел,
злым заклятьем храним.
Кто же справится с ним? —
леший на Ваню глядит,
с надеждой ему говорит: —
Но как бы ни страшен был враг,
и на него найдется кулак.
Вступить с супостатом в бой
сможет отважный герой.
И на бессмертье найдется могила.
Погубит злодея великая сила,
богатырская сила правая,
молодецкая удаль бравая.
Тут твари оживились,
с лешим согласились.
Заголосили все сразу —
не остановишь заразу.
Со всех сторон
неумолчный звон.
Ваньку поучают,
советами докучают.
А тот невнятно лопочет,
отвязаться от нечисти хочет.
Нечисть:
– Коли попрешь,
то и найдешь.
А ежели сдюжишь,
то и коня добудешь.
Иван:
– Напирать-то я не мастак.
А можно как-нибудь эдак, не так?
Нечисть:
– Иван, не робей,
будь понаглей.
Иван:
– А как же так нагло?
Это ж накладно.
Нечисть:
– Будь в бою побойчей,
сил не жалей,
от врага не беги,
а себя береги.
Иван:
– Воевать-то я не умелец,
я все больше дома сиделец.
Нечисть не отвечает,
лишь головою качает,
руками разводит —
на ум ничего не приходит.
А Ванька с надеждою зыбкою,
