— Что у меня есть в полной мере кроме меня самого?
Вздыхал Локи, глядя в звёздное небо. Звёзды молчали, и даже его собственная Локабренна умерила свой блеск. Виданное ли дело, когда бог хитрости был не в силах найти ответ. Было ли когда-то хоть раз, когда умелый соблазнитель не мог уговорить одну единственную женщину? Когда язык одеревенел и слова не шли, точно зашили рот.
Локи искал ответы в небесах и безднах, в огне и глубинах вод, у мудрецов и глупцов, у живых и у мёртвых, и всё не находил. И вот однажды, отдыхая от очередного бесплодного путешествия, он посетил дом своей матери Лаувейи в далёком-далёком лесу. Она жила уединённо, знала всё о каждой травинке в своих землях больше чем обо всех остальных, и всё же лесная великанша была мудра. И от матери не ускользнула печаль на сердце сына.
— Твой смех не умолкал с начала веков, и всё же сейчас я вижу, что ты печален, Локи. И не нужно быть великой чародейкой, чтобы понять, в чём дело.
Лаувейя ловко поставила на стол вскипевший чайник и разлила по чашкам травяной чай. Она была в простой одежде, которая не мешала бы лазить по буреломам и оврагам, длинные рыжие косы убирала в высокую причёску. От её рук всегда пахло землёй и травой, и этот запах Локи помнил с детства. В обществе матери ему наконец стало спокойно, а тревоги ненадолго оставили бога.
— Я не знаю, что делать, — наконец признался Локи, ставя опустевшую чашку на стол.
А уж если Локи признавался открыто, что чего-то не знает, значит он дошёл до крайнего отчаяния. Лаувейя хитро посмотрела на сына, и в этом они были похожи. Сразу было видно, в кого Локи пошёл красотой и лукавством. Лисий прищур зелёных как листва глаз, россыпь золотых веснушек на бледной, почти белой, коже, рыжие как пламя волосы и неуёмная страсть к шуткам и колкостям. Лаувейя была остра на язык не меньше, чем её прославленный сын. Но сейчас было не место шуткам.
— Ты говорил, что нет в мире того, что ты мог бы назвать своим, ибо всё тленно и скоротечно. Мог сказать всё проще, дорогой, ты до смерти боишься зависнуть. Хозяйство, вещи — всё это тебя тяготит, да? Боишься осесть на одном месте, и весь чудесный хаос и бардак пройдёт мимо.
Локи хмуро глянул на мать. Она не стала стесняться и высказала всё прямо. Бог вздохнул. Так и есть. Он действительно боялся закоснеть.
— И всё же я скажу тебе, что у тебя только твоё. Твой огонь, твоё мастерство, чувства, в конце концов.
Что-то было в этих словах. Какая-то мысль, которую Локи пока не мог уловить, но она уже попалась на крючок. Осталось только подождать.
— Поспи в моём доме, быть может, земля и лес нашепчут тебе то, что нужно.
Утро вечера мудренее, так гласила старая поговорка, а Локи понял, что чертовски устал мотаться по девяти мирам без пристанища и покоя. И лишь его голова коснулась подушки, как бог уснул. Вот уже и снег укрыл леса и поля, а Локи всё спал. Отдых и покой — вот чего давно не хватало тому, кто вечно в делах. Лишь когда день начал прибывать и зима ушла, Локи наконец проснулся. И за время отдыха пришло ему вдохновение, и он понял, что должен сделать. Полный решимости, бог стал собираться в новое путешествие — в старый дом отца. Фарбаути давно уже не жил там, но в кузне ещё можно было разжечь пламя.
— Удачи, — Лаувейя улыбнулась.
Локи обнял мать на прощание и ушёл, подгоняемый новой идеей, которая выжигала изнутри. Как он раньше не догадался? Дело рук и сердца — вот что может стать доказательством любви. Сигюн не та, кто дрогнет при виде героически убитого дракона, ей нужно нечто большее. И Локи мог дать ей это.
