И вновь дрогнул жезл, руны засияли, видно, новые сказки обещают, а клубок тихо засопел, довольный. Серко рядом сел, язык высунул, глаза блестят, и говорит:
– Ну что, Странница, лес теперь поёт краше моего! А Певца-то пожалели, молодцы! Слова эти – сила, а мы их нашли!
– Да, Серко, – отвечаю, улыбаясь, – слова сильнее меча, когда с сердцем сказаны. Идём, ещё пути много впереди.
К нам Феникс прилетел, крылья запылали, перья искрами сыплются, и говорит:
– Ну что, Странница, четвёртая сказка спета. Очаг у тебя, а нить новая ждёт – веди к горам, где ветры плачут!
С крыла его нить слетела, светлая, как утренняя заря, и указала на горы далёкие, где ветры воют, будто плачут о прошлом. Так пошла я дальше с Серко, путь мой – сказок полон, а что впереди —вскоре нам откроется!
Сказки Феникса: Сказка о Горах, Где Ветры Плачут
Вновь иду я по тропе, что вьётся меж холмов, клубок в руках держу, жезл ясенный впереди сияет, а нить светлая, будто звёздный луч, дорогу указывает. Серко рядом бежит, ушки торчком, носом воздух втягивает, то ли снег чует, то ли беду. Прошли мы леса дремучие, где теперь птицы поют, да поля широкие, где травы высокие шепчутся о былом. Ветерок с севера подул, холодный, как дыхание зимы, и запах снега принёс, острый, колючий, от которого в груди защемило. Далеко впереди горы показались – высокие, острые, как зубы дракона, что в старинных сказках деда моего жили. Вершины их снегом покрыты, будто шапки белые надели, а над ними тучи темнеют, и ветры воют, тоскливо, протяжно, аж сердце сжимается, словно кто-то невидимый за душу тянет.
– Ох, Странница, – говорит Серко, шерсть на загривке дыбом, глаза блестят, как угольки, – ветры эти мне не по нраву! Воют, будто волков стаю созывают, а дух мой лесной дрожит, как лист осиновый на ветру!
– Не бойся, Серко, – отвечаю, сама чувствуя, как холод пробирает до костей, – Феникс нас сюда привёл, значит, дело важное. Разберёмся, что к чему, как всегда.
Смотрю я на горы, а внизу, у подножия, тени кружатся, будто танцуют, как в том мире ином, что я в первой сказке видела. Тени тонкие, длинные, из тьмы сотканные, но в их движении что-то живое, словно они зовут, просят о помощи. Вспомнила я, как в том мире Хранитель Теней пел, голос его гудел, как колокол, а тени вокруг плакали, света прося. Сердце моё тогда дрогнуло, и обещала я им Очаг вернуть, свет их миру принести. И вот они здесь, в горах этих, за мной следуют, будто тени мои собственные, только живые, шепчутся меж собой, да ветры их голоса заглушают.
Подошли мы ближе к подножию, где камни серые, острые, как ножи, из земли торчат, а меж них тропа узкая вьётся, будто змея каменная. Снег уже под ногами хрустит, тонким слоем землю покрыл, а ветер всё сильнее, лицо колет, словно иголками. Серко вдруг остановился, носом в снег ткнулся, и говорит:
– Странница, пахнет здесь не только снегом, но и тайнами старыми, как в лесу моём родном, где дед мой лесной меня учил волчьей мудрости.
– А что за мудрость такая, Серко? – спрашиваю, улыбаясь, жезл в руках потирая, чтобы руки согреть.
Серко глаза прищурил, уши навострил, и молвил, будто сказку старую вспоминая:
– Было это давно, когда я ещё совсем малой был, шерсть у меня мягкая, как пух, а лапы неуклюжие, всё спотыкался. Дед мой, старый волк с шерстью седой, как эти горы, водил меня к реке, что в лесу текла, быстрая, холодная, как лёд. Однажды река разлилась, и мост, что мы с дедом всегда переходили, водой унесло. Я заскулил, мол, как же мы на ту сторону попадём, а дед мой ухмыльнулся, клыки показал и говорит: "Серко, волк не тот, кто лапы сложил, а тот, кто путь найдёт, даже если река рычит, как зверь! Смотри, как течение идёт, ищи брод, где вода тише". И показал он мне, как камни в реке разглядеть, где вода мельче, и мы перебрались, хоть я весь промок и дрожал, как лист. Дед тогда меня носом ткнул и сказал: "Запомни, малой, вера в себя – как огонь в ночи, горит и путь освещает". С тех пор я всегда ищу брод, даже если река бурлит!
