Старички всю жизнь коллекционировали антиквариат. Это не было профессией, это было для себя, как говорится, для души. Они ничего не перепродавали, и очень редко продавали однажды купленное. Они все берегли, и все это копилось, заполняло пространство, прирастало пылью и глухими скрипами. Тяжеловесные дубовые шкафы, пузатые комоды с гнутыми ножками, зеркала, чьи рамы напоминали вязь морозных узоров на стекле, бронзовые подсвечники в патине, ларчики и коробочки, старые открытки и старые фотографии. Огромный рояль в гостиной скалил желтые, словно прокуренные, зубы-клавиши. Пластинки слоновой кости, которые их покрывали, много где потрескались и отлетели. Из-за этого сколы смотрелись как провалы в огромной яме, щербатого черными клавишами, рта. На рояле громоздились старые издания оперных партитур и сборники романсов. Тут же лежали перламутровые веера, штуки три или четыре, разной степени поломанности, и два театральных бинокля. Оставшаяся без пары длинная перчатка из тонкой лайки, небрежно обвившая один из вееров, когда-то, возможно, была нежного молочного цвета, но с тех пор изрядно посерела, мелкие трещинки разбегались по ней, словно морщинки. Она была похожа на сброшенную змеиную кожу. В пузатой лакированной шкатулке горой были навалены бусы, браслеты, разных размеров пряжки и заколки для волос; они выплескивались на черную полировку и растекались по ней. Особой ценности они не имели, но выкинуть у наследников рука не поднялась. В детские годы оба они, и брат, и сестра, обожали возиться с этими безделушками. Наряжали себя на балы и пиры, пригоршни браслетов и бус становились то пиратской добычей, то волшебным кладом. В один вечер это было сокровище дракона, в другой – приданое сказочной принцессы.
Когда-то Лида играла вместе с ними, но дружба оказалась недолгой. Как детям хозяев, им причитались важные роли, а ей доставалось изображать слуг, носильщиков, боцманов, или простых матросов. Даже коварного дракона или главаря злых разбойников – этих смертельных врагов мужественных пиратов и прекрасных принцесс – ей ни разу так сыграть и не удалось. Впрочем, она уже тогда была очень рассудительна и сделала все, чтобы им даже в голову не пришло, будто она на что-то обиделась. Она записалась в кружок кройки и шитья, и вначале ходила туда мало и ненадолго, скорее, чтобы отучить их звать ее каждый раз, когда по сценарию нужно было нести поклажу и приучить к мысли, что она теперь часто занята, чем ради самого рукоделия. Но потом тонкости шитья увлекли ее так сильно, что она совсем забыла о товарищах по играм. Они, кстати, не очень и возражали, что было странно внешне, но внутри себя вполне логично – Лида с малолетства была существом настолько разумным и последовательным, что в ее присутствии они всегда чувствовали себя неловко. Возможно, этим объяснялся и характер предлагавшихся ей ролей – они были компенсацией за испытываемый дискомфорт.
Однако, теперь именно эти ее черты оказались ими высоко оценены – к ней пришли чуть ли не с поклоном и просили стать кем-то вроде смотрителя в музее, хранителем ключей. Еще ее просили стирать пыль и проветривать комнаты – хотя бы раз в неделю. Кроме того, Лиду попросили иногда пить на кухне или в комнатах кофе или чай – создавать, что называется, жилую атмосферу и страховать, тем самым, квартиру от возможных краж, да и просто любопытных носов, ушей и глаз.
