***
В десять вечера Егор стоял на остановке, сжимая в руках пакет с тапками, парой свечек, садовой металлической лопаткой и спичечным коробком. Зажечь свечу ему посоветовал сменщик: «Со светом лучше. Покойнику легче тапки найти». Егор не спорил. Свечу так свечу, хоть две. Лишь бы отстал. Автобус довез его до городского кладбища и Егор, подойдя к воротам, огляделся. Он знал, что кладбище уже закрыто, но прикапывать днём Егору не хотелось. Мало ли кто из родственников решит прийти. Им ведь не объяснишь про тапки, подумают, что совсем умом тронулся, или чего похуже. Нет уж, лучше через забор.
Перелезть оказалось несложно. Железные колья скрепляли кованые перемычки, на которые удобно было ставить ноги. И хоть Егор лазил по заборам лет двадцать назад, он легко справился. Бредя по узкой дорожке между блестящих металлических оградок, гранитных плит и усеянных цветами холмиков, Егор то и дело останавливался, сверяясь с планом. Его покойник лежал в глубине кладбища. Прислушиваясь к шороху гравия под ногами, Егор ловил себя на мысли, что хочет услышать знакомое: «принеси тапки», чтобы убедиться: он всё делает правильно. Но в этот раз всё было тихо. Наконец, Егор дошел до нужной могилы и нерешительно остановился.
«Как придешь – поздоровайся, – так наставлял его сменщик, – покажи тапки, потом раскопай в ногах ямку, туда положи. И свечку зажги».
– Здравствуй, сосед, я вот тебе тапки принёс, как ты просил. – Хриплым голосом сказал Егор.
Ему вдруг стало стыдно за то, что, поддавшись порыву, он пришёл ночью на кладбище и теперь разговаривает с мертвецом.
Он оглянулся, желая убедиться, что его никто не видит. Но лишь тёмные стволы деревьев, обрамлённые копной листвы, чугунные ограды, украшенные причудливо выкованными узорами, памятники, укутанные тополиным пухом, были единственными свидетелями странного ритуала. Егор опустился на корточки у края могилы, достал лопатку и начал копать. Земля поддавалась легко, Егор без усилий вырыл нужного размера ямку и положил в неё пакет с тапками. Оставалось поставить свечи. Егор подошел к изголовью памятника и снова опустился на корточки. Прислонив свечи к холодному боку плиты, чиркнул спичкой. Один раз, второй, третий. Пламя гасло, не успевая добраться до фитиля. Егор злился.«Просто оставлю их тут, – думал он, разглядывая перепачканные землей пальцы, – всё равно это полная чушь. Тапки я зарыл, а свечи он вообще не просил. Нужны тебе свечи?»
Егор покосился на памятник. В темноте буквы фамилии и цифры сливались с гранитной плитой и казались размытым тёмным пятном. Наконец ему удалось обмануть ветер и голубой дрожащий огонёк обнял фитиль.
“Теперь доволен, сосед?”
Словно отвечая на его мысли, порыв ветра уронил поставленную на землю свечу. Огонек дрогнул, но не погас. Егор потянулся, чтобы поднять. От долгого сиденья на корточках ноги затекли и, не удержавшись, он, нелепо взмахнув руками, грохнулся на землю. Падая, ухватился рукой за памятник.
«Аккуратней, – слова сменщика стучали в висках, – плиту не трогай. Если не укрепили – упадет, башку проломит».
Гранитная плита, казавшаяся вросшей в землю, покачнулась, и памятник рухнул Егору на голову.
***
Егор лежал, зажмурившись, а кто-то рядом дул на него горячим воздухом и тёр щёку мокрой шершавой губкой. Егор с трудом открыл глаза: около него, скорчившись, сидел кто-то маленький и тяжело дышал, обдавая лицо жаром несвежего дыхания. Заметив, что Егор шевелится, человек отпрянул. И Егор понял, что ошибался.
