С улыбкой и некоторым предвкушением я повернулась к своему спасителю.
– Вот. Если вам еще что-нибудь понадобится, звоните в любое время, – сказал доктор, протягивая мне визитку с телефоном. С его личным номером. «Спасибо вам за все», – улыбнулась я и чуть было не заплакала. Он обнял меня, а потом нехотя отстранился и учтиво произнес:
– Сейчас мне нужно к больным. Мы непременно должны увидеться с вами до отъезда. Не забудьте, пожалуйста, позвонить.
Доктор Пеон внимательно посмотрел мне в глаза, будто хотел знать наверняка, что я чувствую. От этого взгляда у меня побежали мурашки.
Когда я выходила к друзьям, на моем лице сияла такая счастливая улыбка, что они сразу обо всем догадались.
«Значит, врач?» – подмигнула Анна.
Виктор по-дружески улыбнулся.
После мы провели в Греции еще три блаженные недели, объездив страну вдоль и поперек. Я вдруг поняла, что это то самое место, в котором мне бы очень хотелось жить.
Пеон не всегда мог проводить время в нашей компании. Когда же ему все-таки удавалось выкроить денек-другой, это были лучшие моменты. Мы гуляли по тенистым паркам, катались на водных лыжах, съедали несколько «тазиков» салата с сыром фета, читали друг другу стихи Пушкина, смеялись над игрой слов, танцевали до утра в пустом баре, пока бармен не начинал предупредительно хмыкать, лежали в мягкой и сочной траве, вдыхая ароматы свежескошенного луга.
Наша любовь была спонтанной, смелой, такой, какую я не испытывала никогда. Когда мой возлюбленный был на смене, я приносила ему обеды, а когда мы с друзьями проводили дни на пляже, он приходил туда с прохладным коктейлем. Он был прекрасен, как Аполлон, и умен, как Асклепий3.
Прожив в России всю сознательную жизнь, я никогда не думала, что такой мужчина, как Пеон, обратит на меня хоть малейшее внимание. Я стала для него лекарством от одиночества, отрадой будних дней так же, как и он для меня.
Как ни старайся оттянуть время, чтобы еще немного побыть вдвоем, но оно непременно заканчивается. Настал час моего отлета из Афин в Москву.
Пеон пошел провожать меня до аэропорта. На прощание мы прижались друг к другу, и он прошептал: «Может быть, ты останешься?»
Увы, тогда я не могла задержаться в Греции:
– Я обязательно вернусь к тебе.
– Мне кажется, если ты зайдешь в этот самолет, то не сможешь вернуться. Мое сердце разрывается. Знаешь, Арина, дорогая, я ведь был циником и не верил в чувства между двумя людьми. Ты показала мне, что это не так. Спасибо тебе за все.
Тогда в первый раз в жизни я увидела, как мужчина плачет. Не так, как плачут мальчишки, когда им прилетело мячом по ноге, и не так, как люди оплакивают уход из жизни родных. Нет, это были слезы отчаяния, кристально чистые, казалось, олицетворявшие все горе человеческого мира. Они были разноцветные, словно елочные игрушки, скатываясь по щекам, чуть тронутым щетиной, и заливая собой воротник свитера, который так шел моему возлюбленному.
В Афинах целый день лил дождь, поэтому Пеон надел свой лучший кашемировый свитер оттенка сафари, благодаря чему стал походить на Брэда Питта. Я любовалась им, хоть и немного жалела о нашем расставании.
Он еще не знал тогда, стоя в терминале аэропорта и наблюдая через огромное стекло за тем, как самолет компании S7 Airlines покидает Грецию, что я вернусь в родной город лишь для того, чтобы уволиться с работы, упаковать самые необходимые вещи и продать квартиру вместе со всяким старьем, а затем возьму билет в один конец.
