– Этот верблюд везёт твою жизнь, – проговорил феррах, трогая коня.
Жеребец в несколько рывков поднялся на высокую дюну, осыпая широкие, текучие разливы песка. Всадник повёл глазами по горизонту. Отсюда кажется, что пескам нет краю, они всюду, куда ни глянь – будто весь мир погребён под ними. Небо ещё синеет по-утреннему, но солнце уже яростно мечет раскалённые копья, и же трепетно задрожал воздух над жёлтыми песками. Феррах закрыл лицо концом чалмы, оставил лишь полоску глаз, и тронул повод. Конь, проваливаясь и оседая, спустился вниз.
Феррах неожиданно подумал, не такая ли пустыня вся его жизнь? Что в ней? Служение высокому наббилаху, который дарит верного слугу особым расположением? Но разве тайна, как изменчиво это расположение, и как скор наббилах на решения в минуты гнева. Феррах давно знает цену своей жизни, поэтому умерен в радости и философски спокоен в дни невзгод. А сердце? Сердце тоже стало подобно безжизненным, иссушенным пескам? Любит ли он ещё хоть что-то? Роскошь своего дома? Изысканную еду? Сильных скакунов? Нежных и сладких женщин?
Когда среди песков возникает оазис, путник останавливается в нём, даёт себе отдых. Но позади у него пустыня, и впереди тоже.
Неосознанным движением он потёр старый шрам на предплечье правой руки.
Почувствовав жажду, феррах вынул из плетёной седельной сумки небольшой сосуд, напился. Потом стоял, поджидая чёрного бардагозца.
Она приняла бутыль так, будто не было утреннего яростного бунта. Вот только взгляд её был прямым, твёрдым, глаза в глаза. Ей и в голову не приходило потупиться или прикрыть лицо, как сделают это все другие женщины, которых он везёт своему господину. Ни один из каравана не посмел бы смотреть столь дерзко.
Когда остановились на ночлег, и для ферраха поставили шатёр, он снова велел привести к нему женщину. Она неподвижно стояла у входа, взгляд её прятался в тени густых ресниц. В шатре было достаточно света, феррах внимательно рассматривал её, облокотясь на подушки.
На рынке Кум-Эрака в перекрестье оценивающих глаз она стояла вольно, будто не чувствовала этих взглядов, не слышала пронзительного голоса торговца. Подняла лицо, посмотрела над головами людей. Потом взгляд её неторопливо скользнул вверх, в небо. Феррах поднял глаза и увидел в яркой синеве птицу-горлицу – за ней следовал взгляд женщины. От едва приметных, плавных движений волосы её, что стекали на плечи ровными волнами, переливались, играли тёмным золотом.
Потом торговец сдёрнул лёгкое покрывало, и глаза её полыхнули гневом. Когда повела она ими по рядам, переходя с одного лица на другое, взгляд ферраха встретился с ними, широко открытыми, крылатыми от густых ресниц, почерневшими от гнева. Феррах рассматривал её, заворожённый чистой, воздушной красотой. Нет, не красотой, а каким-то неуловимым очарованием. Да, природа одарила её тонким станом, изяществом и грацией. Но феррах пресытился женской красотой и давно уже выбирал женщин для господина так же, как драгоценности, коней, ткани, забавные пустячки. Эта же – она была нечто иное. И он смотрел, пытаясь разгадать её, уже решив, что за эту северную жемчужину заплатит сколько угодно, но с рынка она уйдёт только в его караван.
Когда-то ферраху нравилось укрощать гордых, как необъезженных скакунов подчинять властной руке. День был длинный. У неё было довольно времени для размышления. Поняла она вздорность своих поступков? Войдя, она не подняла глаз, и плечи покорно опущены. Она ждёт приказа так, как надлежит женщине.
