Ему было приятно смотреть на неё, глаза отдыхали после раскалённого солнца, неба и песков. Она была одета в платье из тончайшего лёгкого, как газ, зелёного, как её глаза, шёлка. В то, что называется стеклянными одеждами. Струящаяся, полупрозрачная ткань окутывает и скрывает её всю. Но лёгкие складки шевелятся даже сейчас, в неподвижном воздухе шатра. При малейшем же движении в воздушных драпировках вдруг обнажалась изящная рука, разрез от щиколотки до бедра возбуждал и притягивал взор.
Феррах взял гроздь винограда и, подойдя к ней, опустился на колено, протянул. Глаза её на несколько мгновений вспыхнули изумлением и вдруг резко сузились – она оттолкнула ферраха ногой. Он вскочил, бросив ладонь на рукоять ножа на поясе. Она не отпрянула в страхе, наоборот, чуть побледнев, подалась вперёд, с готовностью подставляя грудь стальному жалу. И вдруг увидела в глазах его не гнев, а холодное пристальное разглядывание. Она сникла, закусила губу, на ресницах задрожали прозрачные слезинки.
Феррах взял её за руку, провёл вглубь шатра. Она опустилась на ковёр, но он не был уверен, что женщина заметила его позволяющий жест. Силы просто оставили её.
– По-прежнему жаждешь смерти? – усмехнулся феррах. – Ты очень скоро найдёшь её, если проделаешь подобное с наббилахом, своим господином.
С низко опущенной головой, поникшими плечами она казалась маленькой и слабой. Откуда же в этой хрупкой юной женщине столько непокорности? Просторы родных степей, вольные ветры ли пели ей о свободе? Ему захотелось протянуть руку и отвести тяжёлую русую завесу, скрывающую лицо.
Она вдруг подняла голову и посмотрела на него. И столько неизбывной тоски было в её глазах. Внезапным проницанием он понял: такими станут они, когда найдут способ сломить её, погасят огонь протеста. Лишь бессильная ненависть будет тлеть на дне крылатых очей, чтобы безоглядно взорваться однажды. И тогда придёт к ней желанная смерть. Но она даже не подозревает, насколько страшная и мучительная. Для этого он заставил её отказаться сегодня от голодной смерти? Для того чтобы через несколько дней отдать на душевные муки, на беспросветное будущее? Такую тоску в глазах он уже видел однажды – в глазах смертельно раненого животного, когда подходил добить его. А её – отпустить умирать медленно?
Да ему-то какая забота?! Она идёт путём сотен, тысяч! Особенная? Вздор! Но тогда почему он боится преодолеть ничтожное расстояние до неё – расстояние вытянутой руки?
Протянув руку, он сжал её запястье и заставил раскрыть ладонь. Феррах долго всматривался в виньетку линий, не веря тому, что открылось его глазам. Потом вызвал стражу и велел увести женщину. Откинув полог, он смотрел ей вслед. Маленькая и тонкая, как тростинка, она то пропадала во тьме, то возникала снова, выхваченная из мрака светом костров. Феррах поглаживал зудящий шрам на предплечье. Но теперь он был спокоен – колебания и сомнения оставили его. Эта женщина, чужая неприкосновенная собственность, – его судьба и жизнь.
…Он не верил гаданиям. Но над словами гооруни не рассмеялся, что-то не позволило. Может быть, её тёмные, печальные глаза. Так глаза у них всегда печальны. Род гооруни настолько низок, что их никогда не используют в качестве домашних рабов, и позором считается взять в наложницы женщину-гооруни, хотя они очень хороши собой. И мужчин, и женщин проклятого богами рода используют на самых тяжёлых строительных и полевых работах.
