– Помолчи, Гон.
Рао-тэй почувствовал движение за спиной и увидел, что полудёнка пытается взлететь, но крылышки ещё не держали её, и она опять опустилась на широкую спину, жалобно глядя на Странника.
– Не бойся, Иттиль. Гон-а-Чейро гораздо добрее, чем хочет казаться.
Кентавр возмущённо фыркнул, но промолчал.
До пещеры оставалось ещё полпути, когда Иттиль снова поднялась в воздух, и на этот раз стремительно унеслась прочь.
– Тебе нужны ещё доказательства её фальши? – проворчал кентавр. – Она перестала притворяться, когда поняла, что больше ей никого не одурачить. И сбежала.
Страннику не хотелось ничего отвечать на это и не хотелось смотреть вслед Иттиль. Только почему-то сделалось сумрачнее. Наверное оттого, что лес теснее обступил путников.
Уже вздыбилась над верхушками серая скала, в подножии которой находилась пещера. Странником руководило единственное стремление – не свалиться под ноги кентавру. Для всех других мыслей и желаний не осталось сил. Он даже с трудом услышал возглас Гона-а-Чейро:
– Ну ты погляди!
Тяжело опираясь на друга, Странник смотрел на застывшую перед ними Иттиль – только серебряное мерцание за плечами подсказывало, что удерживает её в воздухе.
– Возьми же, скорее! – она сняла с шеи шнурок, завязанный на горлышке небольшого сосуда, и теперь протягивала его Гону-а-Чейро.
– Ух! Да он горячий! Что в нём?
– Это из Кипящих Ключей.
– Да будет врать-то! Ты просто сгорела бы там!
– Лучше поскорее напои Странника, глупый, – она не отрываясь глядела на Рао-тэя, потом приблизилась, обняла за плечи красными, обожёнными ладошками и прижалась к нему – ветерок от крыльев остудил его потное лицо.
– Или я и впрямь глупец, или не заметил, когда мир перевернулся… Тогда я тоже глупец, – бормотал кентавр, снимая с пояса баклажку с водой.
Он влил в неё несколько капель дымящейся жидкости и поднёс к губам Рао-тэя. Страннику показалось, что раскалённая лава полилась в него, но не обжигала, а растекалась по всему телу, наполняя каждую жилочку бурлящей и исцеляющей силой. Он глубоко вздохнул всей грудью, и, полный благодарности и нежности, скрестил руки на узкой спине, бережно прижимая к себе. Крылышки встрепенулись ещё раз, другой и остановились. И Странник увидел, что края их опалены. Он положил руку на упругие кудри и тихонько прижал её голову к своему плечу.
– Расскажи мне сказку.
Странник смотрел, как танцуют языки пламени в костре, и молчал. Отблески огня, как эхо танца, трепетали на его лице.
– Почему ты молчишь? – спросила Принцесса.
Он поднял глаза, улыбнулся:
– Там, где я был… Сказки не любят пустоты и холода. Они не приходили ко мне.
– Зачем же ты так долго ходил по тем плохим местам?
– Они не были плохими… пока я не приходил туда.
– И там совсем-совсем не было ничего хорошего?
Странник смотрел на неё, но будто думал о чём-то другом. Потом сказал:
– Я расскажу тебе историю. Эту сказку не я сочинил, она из давних времён, из дальних земель.
…Моя возлюбленная. В любую минуту я мог её видеть или слышать и продолжал хотеть этого каждую минуту. Она была со мной рядом много-много дней, а я всё ещё спрашивал себя, почему она выбрала меня? Неужели не исчезнет однажды? И иногда по утрам боялся открыть глаза, если не слышал рядом её дыхания – а вдруг мне приснилась моя возлюбленная?
Я рассыпал у её ног земляничные поляны. Заставлял родник выбиваться из-под земли, когда её мучила жажда. Я велел соловью ночь напролёт петь под её окном, и она восхищалась: «Он снова прилетел! Ну послушай же! Это волшебно!»
